Ее злость ударила в меня, и я невольно сжала кулаки, приняв боксерскую стойку. Сердце гулко билось, как перед дракой, но нужные слова пришли уже давно.
— Ты тут много разного наговорила — и мне, и обо мне, — а я это всё стерпела. Но запомни раз и навсегда. Никогда, ни при каких обстоятельствах я не пожелаю — тем более не потребую, — чтобы Каидан подвергал себя опасности. Он не должен мне ничего доказывать. Он даже не разговаривает со мной! Понимаю, тебя бесит, что я не прошла через все то же, что и ты, но — хочешь верь, хочешь нет — я отлично знаю, что далека от совершенства, а моя жизнь — не пример для подражания.
— Верно.
— Боже мой, Джинджер! Как мне это тебе доказать?
— Назови мне хоть одну ошибку, которую ты совершила за свою ничтожную, но безупречную жизнь, — потребовала она.
Ох. Ну, ладно.
— Идет. Во-первых, — я не удержалась от печального вздоха, — я влюбилась в Каидана и показала ему свою ауру.
Джинджер победно улыбнулась, а Марна от неожиданности икнула так громко, что подпрыгнула. Коп — я заметила это краем глаза, — спрятал руки в карманы джинсов и уставился на белоснежный ковер.
— Да, глупость несусветная, — сказала Джинджер, — но мы и так знали, что ты дура. Это твоя единственная так называемая ошибка?
— Джин, послушай, — попыталась вмешаться Марна, но я покачала головой: не надо уводить разговор в сторону.
— Нет, не единственная. Когда мы с ним ездили на машине в Лос-Анджелес в прошлом году… — Неужели я в этом признаюсь? При Копано? Джинджер с интересом подняла бровь. И я выдала свой самый большой секрет. — Я тогда хотела… быть с ним. Ну, вы понимаете. А он сказал нет.
Господи! Они так на меня уставились, что мне захотелось спрятаться под стол и свернуться там калачиком. Джинджер подавила смешок; и глаза, и рот у нее округлились. Я не решалась повернуть голову в сторону Копа, но видела, что он словно окаменел.
Через мгновение Джинджер прервала немую сцену, и ее взгляд посерьезнел. Каидан отверг и ее, и меня, это ставило нас в равное положение. И даже если нет, с издевательствами было покончено.
— Дело вовсе не в Каидане, — добавила я, — а в нас с тобой. Я устала от того, как ты со мной обращаешься. А хочешь знать, что печальнее всего? Что ты с первого дня меня возненавидела, а потому понятия не имеешь, как мне нужна похвала от тебя и до чего я тебе завидую.
— Чему же, — усмехнулась Джинджер, — тут можно завидовать? Тому, что наш, с позволения сказать, папаша, не пускает нас в университет, потому что они там не дают сучьих степеней, хотя я могла бы сама вести эти дурацкие занятия? Или, может быть, рекордному числу браков, которые я расстроила за этот год?