О чем думал Андрей Станиславович, о чем жалел? Ведь не мог он, естествоиспытатель, не замечать в самом себе той нечеловеческой энергии, которая, не отыскав достойного поприща, но и не растратившись в изнурительной работе, прорывалась то взглядом, то словом. Гений метался в нем, бился в поисках выхода, ломал, крушил все изнутри, а снаружи даже до осколков рюмки дело не дошло…
Что же спасло Чеховского от преждевременной, скоропостижной?!
Ужели то, почти случайное поручение, которое не требовало от него ни ума, ни таланта, хотя и отнимало все время?!
Взявшись за строительство новой специализированной клиники, Чеховский дал волю фантазии — он изучал и отвергал зарубежные образцы, смело внедрял, щедро субсидировал, широко шагал… В результате… смирился на необходимости приобрести существующее иностранное оборудование и снабдил свою докладную номенклатурой с указанием фирм, цен, оптовых скидок… Ему был скучен этот итог, но те, кто читал докладную, смеялись… Тем бы все и завершилось, если бы не вмешался случай: несмотря на отсутствие званий и чинов, Чеховский был весьма известен, у него оперировались многие ученые, артисты, государственные деятели, и когда подобная операция потребовалась одной европейской королеве, выбор пал на Чеховского. Для окружающих светил, преклонявшихся перед зарубежной медициной, такой выбор был шоком: Чеховского ценили, однако как «отечественного» проктолога. Посланец королевы просил согласия. Чеховский, «забыв» посоветоваться, согласился при условии оплаты гонорара в сумме не столько грандиозной, сколько поражающей своей непонятной конкретностью. Получив королевский гонорар, Чеховский оплатил заказы на оборудование, на «свои» купил для Мили орхидей, не пропущенных таможней, и вернулся восвояси.
Так, неожиданно для себя, он стал директором института, хотя не нашел времени для защиты даже кандидатской диссертации. Один из молодых, некто Самуил Прекес, предложил ему вместе работать над темой. Чеховский не понял намека или не захотел его понять, отказался, но обещал помочь. Самуил ходил к нему каждый вечер домой, пока совсем не переселился.
Влюбившись в Чеховского, он не нашел ничего лучшего, как сделать предложение его дочери. И Светка, чего от нее никто не ожидал, это предложение приняла — Прекес работал как зверь, приобрел для Светки квартиру, обставил мебелью и только тут понял: любит Чеховского и не может жить вдали от него. Светка осталась в квартире, а Прекес дневал и ночевал у Андрея Станиславовича. Это была любовь без малейшего расчета: Прекес поменял специализацию, работал в институте туберкулеза, разом сумел защитить «кандидатскую» и «докторскую» и на банкете — в те времена вполне легальном — ущипнул Светку под столом, а когда она гневно обернулась к нему, показал на Милю и Чеховского. Зеленая ящерица неподвижно смотрела в одну точку, коей была сама Светка; Андрей Станиславович взглядом пытался захлопнуть дверь банкетного кабинета, поскольку боялся сквозняков так, словно это дуло из преисподней. Жилы на его шее вспучились, глаза лезли из орбит, но стоило ему раскачать дверь, как очередной официант, черный козел с белой манишкой, вновь распахивал ее, дабы проще было вносить и выносить… Скулы заострялись, виски темнели, руки сжимались в кулаки — Андрей Станиславович начинал все сначала… нет чтобы встать или хотя бы сказать…