Уже в постели я слышал, как звали Дуню; отправлялся за ней Иваша и приводил смущенную, утирающую пот с шеи, где, точно корни дерева, переплетались синие до черноты, выпуклые вены… или артерии… или вены с артериями…
В тех редких случаях, когда мне удавалось растянуть мои десять минут, я выпивал за нее фужер теплого, дабы не заболеть ангиной, «Дюшеса»…
В эти воскресные дни я никогда не засыпал вовремя. Там, за волшебными дверями, происходил сказочный спектакль, и по доносившимся до меня звукам я почти безошибочно рисовал картину во всех деталях. Смех — это папа сказал очередное «мо», он был прирожденным остряком, душой компании, мудрецом своего круга; тишина — это говорит Иваша, и неизвестно, когда он закончил свое сообщение, потому что принято было после его слов некоторое время помолчать, как бы подчеркивая важность услышанного; бурный всплеск эмоций — это вступали в дело Верочка, Миля и мама. И Верочка, и Миля недолюбливали Гапу, и она не смела встревать в их разговор.
Миля Чеховская была дочерью одного из известнейших ученых, славы русской науки. Все свое детство она просидела на великих коленях и, выйдя замуж по любви за сварливого врача с малоприятной специализацией, не могла забыть своего прошлого. Мужа она уважала, его друзей терпела, а Гапу всей душой презирала. Если Иваша, добрый, славный малый, слыл государственным деятелем и хотя бы по положению мог принадлежать к высшему кругу, то Гапа, когдатошняя секретарша Иваши, а теперь домохозяйка при двух домработницах, оставалась белой вороной, да еще с широко разинутым клювом, пожиравшим все, что видел глаз…
И Миля, и Верочка при встречах целовались с Гапой, улыбались, однако никогда не обращались к ней ни с чем, кроме как: «Передайте, пожалуйста, салат (соус, соль, хлеб…)».
Если Гапа встревала в разговор, ее выслушивали внимательно, даже с интересом: «она еще и говорит?!», но уже в следующее мгновенье продолжали свою беседу, словно после паузы. Думаю, Гапа не могла не замечать этого — косвенным ответом высокомерным приятельницам служили контральтовые, на нижней октаве, вставные монологи Гапы, повествующие о трофейном фильме, который они с Ивашей видели в просмотровом зале, таившемся за стенкой от общедоступного «Стереокино»; о ночном до утра ужине; о шутке, вскользь брошенной при случайной встрече на Ливадийском терренкуре Львом Захаровичем, правда, не им с Ивашей, но при них, Андрею Андреевичу и Лазарю Моисеевичу… (имена без фамилий — привилегия посвященных), и, наконец, о предстоящем Новогоднем бале в Кремле, участие в котором исключало желанный вечер в складчину с добрыми друзьями за этим самым столом…