На выходе с бульвара покупаются астры и яркая, революционная гвоздика, это на тот случай, если Иннин день рождения выпадает именно на сегодня или же на завтра, при этом подлое удовлетворение от собственного благородства шевелится у меня в груди и, быть может, даже заставляет краснеть. Переулок, где живет Инна, тянется вверх от самого бульвара, преодолевая один из семи некогда знаменитых московских холмов, за это я его и люблю, за старомосковскую рельефность, за чудесную его неправильность, беспечные изгибы, которые может позволить себе река, но никак не городская улица. Я понимаю вдруг, что хотел бы пройти по этому переулку вместе с Машей, такова моя простительная странность, с некоторыми женщинами мне всегда хочется погулять по тем местам, по которым я так люблю ходить один. Но уж, видно, так и суждено бродить здесь одному; я вновь внезапно и хладнокровно, словно не о самом себе мои мысли, а о человеке вовсе постороннем, сознаю, что заветное и невинное мое желание осуществлялось крайне редко. Можно сказать, почти совсем не осуществлялось. Почему-то все эти женщины не любили ходить пешком, в чем и признавались мне небрежно или же с извиняющейся, однако непреклонной улыбкой на устах.
Трудно объяснить, чем пленил меня этот переулок, его прелесть, как и вообще прелесть Москвы, необъяснима, ибо всякий раз, когда пытаешься в ней разобраться, рискуешь утратить ее дух. Почти ни один дом, ни один уголок не выдерживает вычленения из массы, отдельного пристального рассмотрения, разве что вот этот послепожарный полуосыпавшийся особняк, куда некогда хаживал Бунин. Он еще писал об этом угловом полутораэтажном доме с колоннами, что, вопреки сердечному правилу, проникся к нему нежностью вовсе не за то, что в нем жила любимая женщина, случилось нечто обратное, изначальная неизъяснимая симпатия к дому волей-неволей перешла и на его хозяйку.
Иннин же дом стоит на следующем углу и сам по себе, к сожалению, вряд ли может помочь нуждающейся в привязанности жиличке. Это мрачное, тяжкое строение о шести этажах кажется огромным даже в сравнении с новейшими пятнадцатиэтажными соседями. Настолько значительнее и отдельнее воспринимается каждый его этаж. Единственное, что всегда мне нравилось в этом ложноклассическом сумрачном доме, так это парадное, объемами своими, витражами и благородным камнем напоминающее католический собор, костелы, в которые я заходил в Польше, и, может быть, даже сам Нотр-Дам.
Квартиры в этом доме походят на театральные фойе, а высокие двери по бокам коридоров вполне могут служить входами в партер и ложи. Впрочем, в Иннину комнату, возле кухни и ванной, дверь ведет вовсе не парадная, а такая, какая положена была скромному обиталищу горничной либо гувернантки. Хотя надо думать, что и гувернантки жили с большею претензией на изящество, нежели Инна, при всей книжной восторженности натуры не постигшая естественного женского умения обживать вокруг себя пространство, создавать маломальский уют.