«Вы можете решить, — говорил Будда, — что слово Учитель ушло в прошлое и у вас больше нет учителя. Но это неправильно. Пусть Дхамма[128] и Дисциплина, которым я учил вас, станут вашим Учителем, когда я уйду».
Затем он, как и Антонин, приготовился к последним словам. К последнему шансу передать мудрость людям, которых любил, которые, как он знал, обязательно столкнутся с трудностями, угрожающими нам всю жизнь. «Все сущее приходит в упадок и истлевает, — сказал он. — Усердно трудитесь ради освобождения».
Затем Будда уснул и уже не проснулся.
Вполне оправданно, что между жизнями этих двух титанов жил Эпикур — философ, бытие которого почти идеально соединяет западную и восточную традиции. В 270 году до нашей эры он осознал, что у него осталось не так много времени. «Писал я это тебе в блаженный мой и последний мой день», — начал Эпикур свое прощальное письмо. Его мучили сильнейшие боли в мочевом пузыре и кишечнике. Но он писал о радости в сердце и о добрых воспоминаниях о разговорах с друзьями. Затем он распорядился позаботиться о многообещающем ученике[129]. Через несколько часов без особой помпы Эпикур присоединился к вечности.
Три подхода. Разные, но в итоге одинаковые.
Ясный.
Хладнокровный.
Сердечный.
Спокойный.
Каждая из исследованных нами областей обращена к разным вещам.
Разум. Душа. Тело.
Ментальное. Духовное. Физическое.
Три ножки табурета. Три точки по кругу. Никто из нас не задержится в этом мире надолго. Смерть нависает над всеми, замечаем мы это или нет, верим мы в это или нет.
Завтра может обнаружиться, что у нас рак. Через две недели с какого-нибудь дерева может рухнуть сук и забрать нас с собой. Это окончательный прогноз для каждого, и он существовал с момента рождения. Наше сердце бьется без сбоев некоторое количество времени, а в один день внезапно перестает.
Memento mori — помни о смерти.
Факт неотвратимости смерти, вероятно, больше любого другого ответственен за непредставимое количество страданий. Ужасно думать, что мы все умрем. Ужасно и то, что мы не знаем наверняка, когда придет смерть и как она наступит. Существует ли рай? Или ад? Болезненна ли смерть? Может быть, она небытие, темная бездна времени?
Сенека напоминал себе, что мы были безмятежными до рождения и снова будем такими, когда умрем. Он писал, что светильник ничего не теряет от погашения, а лишь возвращается к исходному состоянию[130].
Отрицая низводящую реальность — неизбежность смерти, мы пытаемся строить памятники собственному величию, беспокоимся и спорим, гоняемся за удовольствиями и деньгами и не можем быть безмятежными, пока живы. Какая ирония: мы тратим драгоценное время, бессильно сражаясь со смертью либо тщетно пытаясь игнорировать мысли о ней.