Потом открыл Деяния на той главе, на которой остановился до этого. Девятая глава. Она сразу поставила на ноги: в ней повествуется об обращении к Богу святого апостола Павла — о превращении богоборца и гонителя Церкви в ревностного свидетеля Христова...
И тогда у меня было откровение сердечное о моём лёгком, почти воздушном, маленьком, нательном крестике. Вот оно.
У меня никогда не было золотого крестика. Были разные, но не золотые. И вдруг незадолго до событий октября 2010 года, которые и привели меня в афонскую пустыню, я попросил у мамы благословить мне носить давно лежавший у неё, никем не ношенный золотой крестик. Почему-то он сразу вызвал у меня чувство умиления, сострадания, тепла, словно пахнуло временем моего христианского «детства», когда в семнадцать лет я крестился. Иноку не нужно быть златоносцем. Однако один исихаст заметил, что готов носить чётки не только из золота, но из самых драгоценных камней, ибо каждый камушек отворяет окошко для беседы человека с Богом. Так и нательный крест. Это ведь — сокровенное человека. Это его иконостас, носимый на сердце. И даже храм в отсутствии храма. И образ Распятого за нас Спасителя, на который можно молиться везде и всегда.
Ношение того или иного креста имеет мистическую, пророческо-прообразовательную, символическую силу. (Но, разумеется, не магическую: мол, какой крест надел — такая и судьба будет). Господь знает к кому, как и почему попал тот или иной нательный крестик. И дело не в количестве металла или размере крестика, а в том уповании, которое мы имеем, нося его.
Мне верится, что мой маленький, такой родной и тёплый золотой крестик дан мне как свидетельство о Спасителе, милующем даже отступников, приходящих с покаянием, дан как утешение в скорбях, как великая надежда на духовное исцеление и прощение.
+ + +
На закате, как обычно, молился на своей горной террасе. В этот раз читал с горячим чувством канон Кресту Христову. Повесил на зелёную ветку свой нательный крестик и перед ним молился Распятому Спасителю.
Потом молился в келье по чёткам. И сейчас, хотя по-прежнему ещё не топлено, чувствую себя духовно бодро и радостно по милости Спаса. Так что дело не в холоде...
+ + +
Давно уже хотел записать откровение пустыни, связанное с Боговочеловечением. Сегодня, в Богоявление — самое время.
Интересно, что здесь отверзаются не только аскетические, молитвенные, сердечные и покаянные тайны. Пустыня — мать богословия. Тайны богословия здесь тоже открываются с новой стороны, живо и по-настоящему.
Меня поразило то, что вроде давно знал, но здесь словно озарило: Бог Вездесущий, Всевышний и Запредельный явился нам. Это и было Воплощение Сына Божия от Духа Святого и Марии Девы. Будто я этого никогда не слышал, смотрел изумленно, с трепетом и благодарностью на икону Спаса и хотелось спросить: «Неужели правда? Как же ТЫ (!) в Человека-то?..».