с Маймонидом была очень популярна в еврейских сказках на идише, а также в иудео-арабской традиции, особенно в Ираке (но не только там). Истории о способности Бешта путешествовать с магической скоростью появляются уже в «Шивхей Бешт».
Похожие сказки в других еврейских традициях
Комментарий слушателя в конце сказки («это было задолго до Бешта») свидетельствует о том, что в других общинах существовали похожие сказки, но с другим главным героем. Рассказчица Наоми Леви выросла в семье иракских евреев в Иерусалиме и вышла замуж за йеменского еврея, соответственно она могла почерпнуть свою версию истории из бесчисленного множества источников. Разумеется, иракские евреи не были изолированы от других еврейских общин, и в нарративных традициях связи между различными общинами тоже проявляются. В еврейской итальянской, йеменской, сирийской и египетской версиях данной истории героем и спасителем общины является р. Авраам ибн Эзра (1089–1164) [5].
Итальянская версия уходит корнями в последнюю четверть XVIII в., когда Бешт уже был известен в рамках своей общины, однако слава о нем как о чудотворце еще не распространилась повсеместно. Итальянская и сирийская [6] традиции считают Рим местом, где происходило действие данной истории, однако йеменская, египетская [7], а также данная версии истории не дают точного определения места. В литовской сказке на идише со схожим сюжетом неизвестный раввин заставляет упасть изображения Христа в церкви, выдергивая перья из черного петуха [8].
Бешт предлагает Иисусу зарезать курицу по галахе. Это не случайный элемент рассказа, поскольку исторический Бешт, перед тем как стать баал шемом, был шойхетом, человеком, который ответственен в общине за забой скота в соответствии с правилами галахи. История заканчивается подписанием охранной грамоты между королем и евреями, что соответствует средневековой практике.
1 Согласно С. Томпсону, это наиболее распространенный сюжет в Европе. Он анализирует его следующим образом: «В народных сказках дракон часто, помимо прочего, еще и охраняет сокровища и опустошает страну, как это происходит в Беовульфе. Вероятно, это было распространенным поверьем, и поэтому рассказчику таких историй не требовалось особенных усилий, чтобы представить, что дракон приходит к королю и требует у него человеческую жертву. Такие истории, как “Победитель дракона” (сюжеты 300 и 303), без сомнения, опираются на распространенные верования» — Thompson, S. The Folktale (New York: Holt, Rinehart & Winston, 1946), 244. Основываясь на компаративно-тематическом исследовании, Витцель считает, что это доисторический миф эпохи позднего палеолита (15-11-е тыс. до н. э.), который, видоизменяясь, не терял своего значения на протяжении всей истории; см. Witzei, М. Slaying the Dragon across Eurasia // In Hot Pursuit of Language in Prehistory: Essays in the Four Fields of Anthropology in Honor of Harold Crane Fleming (Ed. J. D. Bengtson. Amsterdam/Philadelphia: Benjamins, 2008), 262–286.