Как провел свою первую полярную экспедицию горный инженер, какие чувства пережил? Читая записи той поры, сделанные Самойловичем, убеждаешься: в 1912 году на Шпицбергене в нем пробудился географ, исследователь с широкими научными взглядами, обладающий к тому же несомненным литературным даром. Красочны и взволнованны его описания арктической природы, в них ощущаются и неподдельное восхищение, и безграничная любознательность. «Глубокие, неведомые до того чувства испытывал я при виде этого величия. Я пережил какую-то восторженную благодарность к природе, создавшей такую красоту и давшей возможность пережить счастливые моменты единения с нею». В его дневниках можно прочесть подробное описание редчайшего для Арктики явления — полярной грозы, рассказ о морских берегах, местных животных, горных ледниках, величественных айсбергах. Рядом с «лирическими» записями — сугубо деловые. Здесь и подробные геологические характеристики района, и размышления о китобойном промысле на Шпицбергене, и рассуждения о пользе китовой муки, и описания старинных поморских могил…
О профессиональных и личных качествах горного инженера скупо, но вполне доброжелательно отозвался начальник экспедиции: «Рудольф Самойлович был приглашен в качестве горного инженера. И в таковой роли… он совместно со мной сделал исчерпывающий осмотр всех горнопромышленных предприятий острова… Вообще Самойлович оказался весьма полезным членом экспедиции, и я вручил ему самые ценныеиочень обширные коллекции, собранные мной и им». А рассказывая о посещении заброшенных угольных копей, что было сопряжено с опасностью обвала, Русанов добавлял: «…я должен упомянуть о смелости моего спутника Самойловича».
Самозабвенная работа молодого инженера не осталась незамеченной. Перед расставанием (Русанов уходил на «Геркулесе» на восток, в Ледовитый океан) начальник экспедиции дал телеграмму в Петербург с ходатайством о снятии с Самойловича запрета на въезд в столицу. Рудольф Лазаревич всю жизнь берег листок бумаги с текстом этой телеграммы, последнюю сохранившуюся записку, написанную рукой Русанова на Шпицбергене.
«Геркулес» ушел на восток, Самойлович с двумя другими членами экспедиции вернулся на Большую землю, поскольку планы Русанова не предусматривали участия в этом рейсе горного инженера. Само пла-вание от Шпицбергена на восток было задумано Русановым дерзко, втайне не только от начальства, но даже от родных и близких. Видимо, Владимир Александрович понимал, что его не без оснований могут упрекнуть в легкомыслии — уж слишком плохо был приспособлен для такого тяжелого рейса слабосильный «Геркулес»…