— Фран?
— Ну, же, шини, расслабься, — он положил мне руки на плечи. — Давай просто поговорим.
— Ты мне не поверишь, — грустно усмехнулась я.
— Почему ты думаешь, что я не поверю тебе?
— Ну, хорошо, — решилась я. — Ты поверишь, если я скажу, что мне явились два ваших божества и сказали, что я, видите ли, обязана им своей жизнью, и что они хотят чтобы я им помогла?
— Кто? — уточнил Фран.
— Что? — переспросила я.
— Кто это был?
— Шазура и Максенс.
— И что они тебе сказали?
— Они сказали… — тут до меня дошло. — Стоп, так ты веришь мне?!!
— Конечно. Для нашего мира это вполне обыденно. Боги часто являются нам — этим ты никого не удивишь.
— Даже так, — шумно выдохнула я.
— О чем они тебя попросили?
— Шазура хотела, чтобы я взяла статуэтку и отнесла ее в храм богини Эрмиадиды… и, ни в коем случае, не отдавала ее тебе.
— Она объяснила почему?
— Да. Они сказали, что за тобой следят, и как только ты получишь статуэтку, тебя убьют.
— Попытаются, — в глазах Франчиаса загорелись озорные огоньки. — Отец никогда не оставит своих попыток. Не в его это характере.
— Твой отец хочет убить тебя?! — ужаснулась я.
— Да, — улыбка глирта приобрела хищный оттенок, — с регулярным постоянством, раз в сто лет, с момента моего появления в его неприлично долгой и скучной жизни.
Я закашлялась.
— Не понимаю.
— Он терпеть меня не может, и всеми правдами и неправдами стареется избавиться от меня.
— Как ты можешь так спокойно говорить об этом, — изумилась я, — зная, что собственный отец желает твоей смерти?!
— Это уже вошло в привычку. Он строит планы — я их разрушаю. Это не позволяет ни мне, ни ему закостенеть.
— По твоим словам выходит, что у вас полное взаимопонимание.
Франчиас улыбнулся.
— Пожалуй.
— Тогда я не совсем понимаю, почему Шазура так бурно отреагировала, когда я сказала, что отдам статуэтку тебе?!
— Кто ее знает. Возможно, она имела в виду кого-то еще. У меня достаточно врагов, которые спят и видят, как очередной подосланный ими убийца, наконец, вырежет мне сердце и принесет им на эртийском подносе. Месть, Нина, это блюдо, которое подают холодным. Хотя в случае отца, я назвал бы это искуплением.
— Чьим?
— Его перед своим народом. Я ведь полукровка.
— Но по тебе не скажешь.
— Да, во мне мало примеси, но она есть, и из-за нее отец ненавидит и боится меня. Раньше я этого не понимал, думал, что чем-то провинился перед ним. Пытался подражать ему, старался стать таким же, как он. Делал все, чтобы отец гордился мной.
— И что случилось? — Я подалась вперед, сцепила руки у него за спиной и положила голову на грудь, чтобы слышать биение его сердца.