— Чего ты пялишься? Убирайся к бесу!
Медленно, словно ноги стали свинцовыми, Серена побрела к выходу. Она слышала, как принцесса успокаивала любовника:
— Отчего ты рассердился, любовь моя? Это же просто служанка!
Люс долго молчал, и Серена надеялась, что успеет выйти за дверь, закрыть ее и не услышать ответ.
— Вот именно, прекрасная госпожа. Служанка. Я не хочу, чтобы нашу любовь трепали слуги на кухне.
Сердце Серены разрывали тысячи шипов. Никогда — ни в шаге от взмыленного принца, ни под взглядом Придворного Мага — ей не было так плохо, как этим утром, когда она закрывала дверь принцессиной опочивальни. Позже Гретана все-таки впустила ее в опочивальню, совершить утренний туалет. Пока Серена накладывала ей макияж, принцесса восклицала:
— Ах, как он знает женское тело! Как тонко, умело играет на этом капризном инструменте! Никогда мне не доводилось иметь дела с мужчиной, который сам, без напоминания, начал бы… — тут принцесса описала такую вещь, что Серена не удержала мучительного вскрика. Принцесса истолковала ее эмоции по-своему: — Да ты же у нас девочка! Ай-яй-яй, тебе уже должно быть шестнадцать, и ты все еще девственница! Никто не зарится на тебя, бедную служаночку! Не расстраивайся! Мы попросим Люса найти тебе какого-нибудь бравого солдатика! Простолюдина, конечно, неблагородного. Чтобы мог жениться на тебе, если ты забеременеешь. Храброго и красивого солдатика-простолюдина, чтоб детки у вас пошли храбрые и красивые! Эй, что с тобой?
Серена без чувств повалилась на пол.
— Вот дела. Грохнулась в обморок. Эй, кто-нибудь! Абби! Слинна! Бес их подери, куда все подевались? Мне что, самой откачивать свою служанку?!
* * *
Преподобная Иотана не завидовала светским инквизиторам. Допросы-дознания были их ежедневной рутиной. Матери Иотане лишь иногда приходилось выступать в роли дознавателя — и каждый раз с крайним отвращением. Тем более, когда допрашивать приходилось любимую ученицу. Она охотно простила бы Эдеру, но недруги следили за каждым ее шагом. Иотане приходилось быть бдительной и беспощадной. Нарушительницу, будь она трижды любимицей, пришлось строго покарать. Потому что если Иотану сместят, Эдере придется куда хуже.
Девочка вошла, демонстративно прикрывая ладонью зевок. Иотана не рассердилась. Она снисходительно относилась к бахвальству любимой ученицы — мне ваш карцер нипочем, проспала всю ночь лучше, чем на пуховой перине!
— Ты поняла, за что тебя наказали, Эдера? Тебе хватило ночи размыслить над своим поступком?
— Увы, Матушка, я проспала всю ночь. Я не размышляю над своими поступками во сне.