— Учу, учу, — заговорила хозяйка, по своему обыкновению нараспев, — и вот вам! Что же, я вас даром кормлю, что ль? Нет, ты мне скажи: даром? Даром, говорю, кормлю-то?
Ее единственный черный передний зуб на верхней челюсти прихватил нижнюю губу, мелкие лучеобразные морщинки собрались в уголках глаз, и в этих мутных желтых глазах с желтыми жилками затеплилось хорошо знакомое Лилии выражение злости и досады.
Она взяла Лилию за плечо и больно сдавила его пальцами.
— Слышишь, что ль? — продолжала она, качнув Лилию за плечо в одну и другую сторону. — Ну, говори! Что же ты молчишь, что же ты молчишь?
И она опять качнула Лилию и еще больней сдавила пальцами ее плечо.
Сквозь тонкий лиф Лилия чувствовала, какие у ней жесткие, твердые и длинные пальцы — будто тонкие железные клещи.
— Что же ты молчишь?
А Лилия не молчала, чувствуя, что если она скажет хоть одно слово, то громко разрыдается на всю мастерскую.
И тогда бы ей не было пощады от хозяйки.
Хозяйка не любила, когда ученицы плакали.
И она стояла потупившись, кусая нижнюю губу и мигая веками. Ее щеки и подбородок стали совсем мокрыми от слез.
— Дура! Дура! — раздался вдруг за окном очень хорошо знакомый Лилии голос.
— Дура, — говорил голос, — дура!
Когда Лилия, хозяйка и все, кто был в мастерской, взглянули по направлению окошка, то увидали на подоконнике скворца…
Он сидел на подоконнике, на самом краю, нахохлившись, взъерошив на зобу перья и устремив на хозяйку свои большие умные глаза…
— Дура! Дура!
Хозяйка оставила Лилию и, смотря в упор на скворца, стала подкрадываться к нему, поджав губы и вытянув шею.
А скворец, как ни в чем не бывало, сидел на подоконнике и кричал на всю мастерскую:
— Дура! Дура!
Хозяйка, не переставая потихоньку приближаться к окошку, сунула руку в карман и потом, вынув ее, протянула ее перед собой ладонью вверх.
Теперь на ладони у нее были подсолнухи.
Когда она подошла к окну совсем близко, скворец напыжился и крикнул так громко, что у Лилии зазвенело в ушах:
— Ду-у-ра!
Потом он вспорхнул и в одну минуту скрылся за окошком.
— Не могу — рассказывал он потом Лилии, поглаживая себя по бокам крылышками, — не мог удержаться… Этакая ведьма! Все лето притворялся немым, а тут не мог…
А хозяйка решила поймать скворца во что бы то ни стало.
Она говорила, что очень любить птиц, а особенно таких, которые говорят.
Когда скворец узнал от Лилии, что на него готовится облава, он поскреб лапкой у себя за ухом и сказал:
— Плохо дело!..
И при этом так покачал головой, как будто ему задали какую-нибудь трудную задачу из самого трудного задачника, и он чувствовал, что эта задача ему не по силам…