И эта жизнь казалась ему необыкновенно прекрасной, и чудесной; чудесной, как легенда.
Он заснул с этими мыслями.
Но он не чувствовал, как засыпает сначала только потускнели и спутались образы, навеянные легендой, а потом словно озарились новым светом.
Точно он только закрыл и открыл глаза, и когда открыл их, — уже открыл в новой жизни.
Ему снился странный сон.
Как будто нет в их комнатке ли тетки, ни матери, а один он.
И вдруг тихо отворилась дверь, и в комнату вошел тот самый старик, который был нарисован в книжке в мастерской Фламелло…
Володька узнал его сразу по его седой бороде и по темному плащу.
Он подошел к Володьке и сказал:
— Володька, я еще живу до сих пор, а Винцент Фламелло умер… Я принес тебе меч старого Жофруа, чтобы ты заступался за бедных людей. Кроме того, я принес тебе и многое другое, что требуется для рыцаря.
И он положил на стол большой узел, из которого торчала с одной стороны рукоятка меча, а с другой — его конец, оправленный во что-то, блестящее (меч был в ножнах).
Он развязал узел и стал раскладывать на столе разные вещи, бывшие в узле.
Володька увидел шлем с перьями, панцирь, щит, перчатки.
Он потрогал их руками; все вещи были из железа и звенели, как чайные ложки в стакане.
— Теперь одевайся, — сказал старик.
Володька стал на постели, и старик подал ему панцирь и сказал:
— Сперва надень вот это.
И показал, как нужно одеть панцирь, помогая при этом и сам застегнуть кое-где пуговицы, приходившиеся сзади, совершенно так как делала это тетка, когда одевала Володьку по утрам.
Володька одел панцирь.
Старик надвинул ему на голову шлем дал в одну руку щит, а в другую — меч и потом подвел Володьку к иконе.
— Стань на коленки, — сказал он.
Володька стал.
Старик сложил ему крестообразно на груди руки и, став позади его, опять сказал:
— Теперь повторяй за мной молитву.
И он заговорил, немного шамкая, как все старики, но очень внятно.
А Володька повторял за ним каждое слово.
Он говорил:
— Во имя Отца и Сына, и Святого Духа, я, Владимир Свербиенко, буду заступаться за всех бедных, несчастных отныне и вовеки. Аминь.
— Встань, — сказал старик.
Володька встал.
— Теперь поцелуй икону.
Володька поцеловал икону.
— Теперь поцелуй листы скорби.
И при этом лицо у старика стало очень строгое, как у учителя, и Володька понял, что если он не поцелует листов скорби, старик отнимет у него меч старого Жофруа и все другое, что принес в узле.
— Хорошо, — сказал Володька и почувствовал, как у него вдруг заныло сердце. Но в то же время ему захотелось поцеловать эти листы скорби.
Они стали ему необыкновенно дороги и близки в ту минуту.