Сон Лилии (Любич-Кошуров) - страница 85
Как будто эти листы скорби были живые люди, которых ему было жалко, невыразимо жалко.
Старик достал откуда-то ту самую книгу, что читала ему тетка, о бедных, страдающих людях, а может быть не ту, а другую, только все равно что ту — тоже, о бедных людях, и сказал:
— Целуй!
Володька поцеловал листы скорби.
— Теперь все, — сказал старик, — ты сделался рыцарем Большого Меча. Поэтому теперь ты должен заступаться за всех, кого обижают.
— Я буду заступаться, — сказал Володька.
— Не щадя своего живота, — сказал старик.
— Не щадя живота, — повторил Володька.
— И тогда про тебя певцы будут петь песни, — продолжал старик, — и будут любить бедные люди.
Потом старик вдруг исчез.
Володька знал, что он — волшебный старик, поэтому его это нисколько не поразило.
Поразило его другое: он вдруг увидел себя лежащим на своей постели, на сундуке, без панциря без шлема, без меча… Он проснулся.
Он, с недоумением оглянулся вокруг. Он не знал, как он заснул, как проснулся…
Он ничего не знал, что было с ним после того, как старик, принесший ему меч Жофруа, пропал неизвестно куда.
Он не мог также определить времени, когда приходил к нему старик.
Но старик тут был; он это знал.
Может быть, с ним, с Володькой, случилось что-нибудь странное, что-нибудь, что бывает всегда с такими людьми, как Винцент Фламелло, что ни с каким обыкновенным человеком не бывает.
Он вспомнил, как он целовал листы скорби.
И все другое вспомнил ясно, отчетливо.
Он посмотрел на мать и тетку, из которых одна умывалась, а другая причесывалась, потому что было уже утро, и сказал:
— Значит, вы меня раздели, когда я спал!
Они не поняли, про что он говорит, и мать, закалывая косу на затылке, сказала:
— Погоди, я тебе сейчас помогу одеться.
И, поправив еще раз прическу обеими руками перед зеркалом, подошла к нему и сняла со щитка стула его платье.
— А где же мой шлем и панцирь? — спросил Володька.
Мать, приготовившаяся было надеть на него верхнюю рубашку, опустила вниз руки с рубашкой и взглянула на него широко открытыми глазами.
— Что? — сказала она, возвысив голос и наклонившись к нему, так как ей казалось, что она не совсем хорошо расслышала, что сказал Володька.
— Мой шлем и панцирь, — повторил Володька и добавил немного погодя, видя по глазам матери, что она все-таки его не понимает: — и меч Жофруа.
Володькина мать повернулась к сестре и улыбнулась.
— Ты слышишь? Значит ему все это приснилось…
— Да нет же, не приснилось! — крикнул Володька, — он был тут, этот старик, и сделал меня рыцарем Большого Меча.
— Ну, что, ну, что, — заговорила старшая сестра, утираясь полотенцем и из-под полотенца взглядывая на младшую. — Не говорила я тебе — не нужно было читать ему эту книгу.