Ничего. Ни одной щелочки. Ни единого просвета.
И даже если из всех перестреляют — вряд ли мне это поможет.
Вдруг никто не догадается заглянуть сюда?
Тогда я просто погибну от жажды…
* * *
Время замирает в темноте.
Кажется, — проходит вечность, пока я все так же, уже бессмысленно слоняюсь вдоль стен, уже даже и не надеясь что-то отыскать, — просто не могу сидеть и ждать.
Звуки снаружи стихли, — или у меня что-то выключилось, и я больше их просто не воспринимаю?
Свет полоснул по глазам, — дверь распахнулась настежь и тут же закрылась.
На этот раз я очень отчетливо расслышала, как в замке провернулся ключ, как щелкнул замок.
Я рассмотрела его не сразу, все еще ослепшая, слепо моргая.
А когда рассмотрела, захотелось снова не видеть.
С ободранной кожей.
В крови, стекающей с плеча и залившей бедро.
С бешенством, — настоящим, неподдельным бешенством в огромных черных глазах, которые, кажется, сейчас разрослись до пределов моей жизни и впитывали в себя мой ужас.
Рвано дыша, он приблизился ко мне в несколько шагов.
— На колени, — рявкнул, потянув за волосы вниз, заставляя меня упасть.
Резко рванул замок на штанах, — и тут же мне в лицо уперся его возбужденный, обжигающе-горячий, огромный член.
— Не надо, — я почти заскулила, панически мотая головой из стороны в сторону.
— Просто заткнись и открой пошире рот, — он легко зафиксировал мою голову и, надавив на скулы стальной хваткой, таки заставил меня это сделать.
Нет так противно, как просто панически ужасно.
Широко распахнув глаза в немой мольбе, я вся затряслась от мерзости происходящего.
Но ему, кажется, было все равно, — наоборот, дыхание стало только более тяжелым и рваным, глаза почернели, лицо застыло в каком-то жутком оскале напряженного возбуждения.
Может, — он просто из тех, кому нравятся страдания, нравится брать женщин вот так, — силой, через протест, через слезы и боль?
Или мое сопротивление только распаляет его?
Резким толчком его огромный, невозможно большой член проник внутрь, заполняя меня до горла, — до судорожных спазмов.
Я снова дернулась, но тяжелая рука прижала мой затылок, вдалбливаясь еще резче, еще сильнее.
Во рту и в горле все обожгло. Я захлебывалась и задыхалась, тряслась и задыхалась снова, пока он вдалбливался в меня, будто поршнем, раздирая, перекрывая кислород, — до тех пор, пока в глазах не темнело от нехватки кислорода, — и тогда он слегка отстранялся, давая мне легкую передышку, — но ненадолго, снова начиная проталкиваться в самую глотку, — жадными, рваными, такими жесткими толчками, как будто действительно собирался разодрать меня, проткнуть мне горло, задушить своим огромным членом.