Медианн №3, 2020 (Тихонов, Кузнецова) - страница 108

Скрытый под рукавом нехитрый механизм выкидного клинка вселял уверенность. Вечерами он тренировался под восхищенные возгласы Доместико и стоны расщепляемого дерева. Пришлось оплатить трактирщику приведенный в негодность шкаф с истерзанными сталью дверцами. Делая выпады в темноту, чувствуя, как клинок кромсает дерево, Шавой находил, кого представить в этой темноте.

И пускай мишени — всего лишь люди без лиц.

* * *

С шумом отворилась дверь.

Подкованные железом каблуки стукнули о деревянный пол.

— Так вот для кого ты рыскал по углям, маленький оборванец, — сказал незнакомец. — Выжил-таки, оружейник.

Шавой узнал этот голос. Его затрясло.

— Ты.

— Мастер, кто это?

— Ваш проводник на небеса, если вы заслужили их, — сказал незнакомец. — А я думал, что остаться в этой дыре и понаблюдать за твоим домом — дурацкая идея. Ошибался. Подстраховка, как говорится…

Голос оборвался. Шавой услышал рычание Доместико, потом удар и звук падающего тела.

Мальчик заскулил.

— Вот гаденыш! Укусить меня хотел?! А ну ползи к калеке!

Шавой встал.

— Зря ты впутал сюда мальчишку, зря посылал его на пепелище, — более спокойным голосом произнес незнакомец. — Надо было сразу тебя убить.

— Надо было, — тяжело сказал Шавой. — Кто ты? Почему вы сделали это со мной?

Утробный смех вместо ответа.

— Хочешь, чтобы я исповедовался?

— Хочу, чтобы ты умер.

— Когда-нибудь твое желание сбудется. Все мы смертны.

— Мастер, у него что-то в руке!

Снова тот же смех.

Шавой шагнул на него.

— Не советую. Знаешь, на что смотрит мальчишка? Ах да, увидеть тебе не удастся. — смешок. — Я подскажу. Пистолет с колесцовым замком. Знакомо? Ты ведь поучаствовал в изобретении этого шедевра, я прав? Смею заметить, очень удобная вещица, намного приятней фитильного, не надо держать под рукой открытый огонь. Что ж ты. Сидел бы тихо, не высовывался! Не ценишь сохраненную жизнь, оружейник. Я застрелю тебя из твоего же детища, а потом задушу мальчишку. И со спокойной совестью покину этот проклятый городишко, эту навозную яму, с ее дневными кострами и ночными тварями, скребущимися в двери. Что скажешь напоследок?

Сознание тонуло, облако черной мошкары заполнило голову. Этот голос… тот, который приказал раскалить монеты. Тот, который был рядом, когда ледяная вода вырывала из забвения обезумевшего от боли Шавоя. Один из голосов. Он не помнил лиц, но эти голоса жили в нем, терзали. Они должны замолчать. Навеки. Для всех.

— Не промахнись.

— Не надо! Не убивайте мастера!

Шавой почувствовал тепло Доместико. Мальчик прислонился к нему, обхватил поясницу, попытался закрыть.