Мальчик проснулся, громко крича. Над ним склонилась бабка Ворея. Ее крючковатый нос мелькал перед глазами Яни. Он завопил еще громче, попытался вырваться, но старуха оказалась сильной, намного сильнее, чем можно было подумать по ссутулившейся спине и сухим, как ветки, рукам. Она отвесила Яни звонкую оплеуху, мальчишка подавился криком и только собрался пропищать: «не ешь меня», — как бабка спросила:
— Хочешь отомстить за сестру?
Яни хотел. Больше, чем покоя в вечной тьме.
Между деревьями бродили тени, наблюдали за повозкой исподтишка; таились, перебирая сучья длинными пальцами с крупными суставами; ломали с громким хрустом ветки, принюхивались к сладкому, манящему запаху падали, шедшему от мертвых тел. Яни наблюдал за ними, думая, что закончить свой путь в зловонном и жгучем брюхе монстра мертвого леса намного лучше, чем перейти в мир за Разломом. Он почти готов был принять, что никакой ошибки не было. Возница забрал его потому, что он умер.
На щеку упало что-то холодное, скользнуло вниз по сухой бледной коже. Снежинка. Алая.
Крупные багряные хлопья падали на белое покрывало. Старики говорили, что кровавый снег идет в межмирье после большой и страшной битвы. Стало темнее, осмелевшие твари подкрадывались ближе к дороге. Одна обнаглела достаточно, чтобы начать преследование.
Раздалось шуршание одежды, затем приглушенный снегом звук падения чего-то тяжелого. Чавканье, тихое, вороватое.
Повозка остановилась.
Возница прошел мимо Яни, прилипшие к глазу хлопья снега мешали рассмотреть его как следует. Высокий сухой старик. Поля шляпы припорошены багровым снегом, на плечах — кровоточащие горы. В дырах плаща проглядывали обтянутые морщинистой серой кожей кости. Между ребер копошились голодные черви, бестолково глодающие давно истлевшую плоть.
Надежда, угасшая было, вспыхнула с новой силой. Это был его шанс, вот прямо сейчас надо рассказать Вознице, что Яни не мертв, в мире за Разломом ему рады не будут, ведь он живой.
Возница остановился, словно уловив лихорадочные мысли мальчика, схватил Яни за руку и поправил начавшее заваливаться за борт тело. Прикосновение было острым и страшным, мышцы и кожа не защитили мальчика от льдин, впившихся прямо в душу.
«Владычица, забери меня, позволь слиться с вечной тьмой, не оставляй меня, не отдавай им. Ведрана!» — глубоко внутри окоченевшего тела Яни орал во все горло, а распахнутые глаза смотрели вверх, на пушистое багровое небо. Из пустоты падали на мальчика замерзшие капельки крови, прямо в бессильно открытый глаз. Ледяные грани изящного узора смазывались, превращаясь в черноту. Он не видел, как сверкнули, поймав луч выглянувшего вдруг месяца, когти, занесенные для удара; как они оторвали кусок от плаща Возницы, разрезав с треском ткань. Но слышал, как долго и мучительно кричало существо, когда костлявая рука вонзилась в мягкий, покрытый белой шерстью живот, разорвала шкуру и вырвала сердце.