«Все же этот гад Медведев не угомонился… Убью!» — Лицо налилось, губы прыгнули, Лукоянов заметил и улыбнулся.
— Ладно. Сердцу не прикажешь. Враг, друг — а сердце — оно позвало, и ты пошел… Нет. Не Медведев это. Ты, Ильюхин, еще слабо владеешь азами оперработы, и твой наставник Кудляков не слишком тебя образовал. Но это я так, чтобы ты не задавался. Юровский ни о чем этом пока не знает. И будем надеяться, ладно? И успевать…
Что можно было возразить этому проницательному и умному?
— Ладно, — сказал примирительно, но понял: жизни остается, пока дело делается. А потом… Эх!
Пришли в театр, в той же самой комнате чинно сидели на стульях двойники и тихо переговаривались о чем-то. Зоя стояла у окна и нервно курила папироску.
«Войков, поди, снабдил… — подумал Ильюхин. — Снабженец хренов…» Но вслух ничего не сказал.
— Внимание, коллеги… — Зоя погасила окурок о каблук. — От вас требуется сочувствие, послушание и сугубое молчание. Рот не открывать ни при каких обстоятельствах! Кто бы и о чем бы вас ни спросил — вы, молча и не мигая и глаз не отводя, смотрите и молчите!
— К примеру, я — мигаю все время… — тихо сказала одна из девиц, «Мария Николаевна».
— Я — о максимально возможном. Но если кто-то мигает — это ничего. Прошу вас… — Она повернулась к Лукоянову.
— Товарищи… — начал тот и поправился: — Господа, конечно, вы уж извините великодушно, я оговорился. Семейство купеческое никак не может обозначаться большевистским словцом… Ладно. Вам уже показали кино?
— Никак нет, — отозвался тот, кто напоминал Николая.
— Прошу!.. — позвал Лукоянов, и в открывшуюся дверь внесли кинопроектор на треноге, около него засуетился некто в рыжем пиджаке, второй, одетый более скромно, повесил на гвоздик небольшой полотняный экран. Окна занавесили, застрекотал аппарат, и на экране появилась…
…семья Николая Второго. Вот он сам сидит за столом и весело обсуждает что-то со своей царственной супругой, вот дочери — они элегантно танцуют какой-то медленный танец, а вот и наследник — он играет с собакой. Эту или похожую Ильюхин видел многажды в комнате княжон…
Отодвинули портьеры, зажгли свет.
— Н-да… — почесал в затылке глава семейства и повернулся к домочадцам. — Вот это — да-а…
— Как на картинках! — захлопала в ладоши одна из дочерей.
— Мое платье и бриллианты как-то бедны… — капризно оттопырила нижнюю губу супруга, а мальчик высоко подпрыгнул и закричал:
— Когда можно будет — я в классе расскажу, и все сдохнут от зависти!
— Расскажешь… — удовлетворенно кивнул Лукоянов. — Господа, нам требуется не просто послушание — сопереживание требуется. Вы ничего не играете, вы жи-ве-те, понятно? Мы доверяем вам, вы доверяете нам. И дело сделано.