– Она меня предала, – коротко бросил он.
– И как же это произошло? – печально обронила Софи.
Гордон сдвинул очки на нос и сверкнул на неё глазами. Крис невольно вздрогнул и загородил девушку рукой.
– Изменила, – с горечью выдохнул он, – прямо перед свадьбой, а я так её любил! Эх, так любил! С тех пор моя единственная любовь – это дорога. – Гордон поймал на себе три пары глаз, выражающих недоумение. – Знаю, выбор довольно скудный. Зато этот выбор сделал я. И уж он, абсолютно точно, не причинит мне боль.
Салон накрыла тишина. Гордон не сводил чёрных глаз с дороги. Казалось, она и была его прошлым: крохотные лужицы возле обочины – его радостью, камни, крупные и мелкие – его грустью, а тёмная, неизвестная дорога впереди была его будущим. И он вслепую мчался по ней на всей скорости.
Джерри почувствовал укол жалости. В его сознании нарастала непонятная боль, которая исходила будто бы со стороны. Но эта боль была такой родной, что приходилось прилагать немалые усилия, чтобы хоть на секунду унять её.
В салоне шумел мотор. В воздухе едва уловимо слышались усталые вздохи и тихое сопение. Гордон сидел неподвижно. Его тёмные очки съехали на нос, открывая свету чёрные зрачки.
Джерри посмотрел на Гордона и узнал взгляд, который хранили его глаза: пустой, холодный и далёкий. Такими глазами на Джерри всегда смотрел Даниэль. Только вот в глазах Гордона не было той злости и жестокости, терзающей его. Душа Гордона не была разорвана на части – её тронули грубые прорези ран и трещины, образовавшие глубокие борозды. Но он держался. Ему хватало сил противостоять тому отдалённому, тихому голосу, нередко звавшему его в темноту.
Джерри перевёл взгляд за окно. Всё было серым, и вдалеке мелькали всполохи гроз, похожие на длинные когти невиданных зверей, царапающие землю.
– А вы бы никогда не хотели полюбить снова? – нарушил тишину тихий голос Софи. Её глаза наполнялись искрами любопытства.
Гордон поёрзал на сиденье. Его глубокий вздох сопровождался лёгким хрипом, доносившимся из груди.
– Нет, – сухо ответил он. – Любовь делает тебя зависимым. А я не хочу ни от кого зависеть.
Он оборвал речь, желая поставить точку. Софи молчала, ожидая, пока он продолжит. Джерри прислушивался к их разговору, но при этом по-прежнему смотрел в окно.
Гордон машинально провёл рукой по прилизанным чёрным волосам.
– По мне, – продолжил он, не выдержав участливого дыхания Софи, – лучше быть одиноким, но при этом сильным и свободным, чтобы у тебя была возможность помочь тем, кто нуждается в помощи. Чем быть в кругу людей, которых ты любишь, но когда им будет нужна твоя помощь… ты не сможешь помочь. Просто потому, что зависишь от них. Ведь если тебя не станет, ты причинишь им боль. – Он резко прервался, словно слова приносили ему боль, а когда продолжил, его голос уже звучал отчуждённо и горько. – И именно им придётся представлять в мучительной, разрывающей душу агонии, как провести этот остаток жизни, в котором уже не будет тебя. Твои близкие будут каждый день вспоминать то прошлое, в котором ты всё ещё был частью их жизни. И именно эти воспоминания причиняют боль. – Джерри отвернулся от окна и встретил пристальный взгляд Гордона. – Когда в один из дней они будут смотреть в окно и понимать, что никто в целом мире не способен вернуть те желанные секунды… в глазах твоих близких этот мир станет не тем, что радовал их, когда в жизни рядом с ними был ты. Он станет пустым и забытым для них. Бессмысленным. Вот почему нельзя любить слишком сильно.