– И мы поверили, – всхлипнула Элли. – И схоронили того малыша, которого принёс нам этот врач. Мы ведь думали, что это наш сын.
– Меня даже не насторожило отсутствие у младенца нашей семейной родинки. – Услышав это, я коснулась пальцем тёмного пятнышка над губой. – Да-да, именно её. Эта родинка есть у нас у всех, как ты видишь, но, в конце концов, малыш родился почти на два месяца раньше срока. Я никогда не интересовался, в какой момент внутриутробного развития у детей появляется этот знак. У нас никогда не было недоношенных детей.
– Тот мальчик был доношенным, – пробормотала я. – Ну, по крайней мере, в моей медкарте значилось именно это: четыре фунта три унции (* около 1900 грамм), один фут, пять дюймов (* около 43 см), но при этом – тридцать девять недель внутриутробного развития. Практически полный срок.
– Неужели кто-то на это купился? – покачал головой Гейб.
– Как видишь, – хмыкнула я. – Моя приёмная мать знала о подлоге, точнее – участвовала в нём, а остальные вряд ли этим особо интересовались. Кому это могло быть нужно-то? Ну, родилась я мелковатой, и что? Бывает. Наверное…
– А вы? Неужели не заметили, что вам принесли доношенного младенца? – недоумевал Гейб.
– Вы когда-нибудь теряли ребёнка? – Коул одарил Гейба тяжёлым взглядом.
– Нет. К счастью – никогда, – покачал тот головой.
– Не приведи вам Господи такое испытать. Мне, знаете ли, в тот момент было не до измерений. Да и потом, младенчик тот был для меня как пушинка. Уж не знаю, как вам, а для нас что четыре фунта, что четырнадцать – без разницы.
– Для нас вообще-то тоже, – буркнул Гейб. – Извините.
– Я долго не могла оправиться от горя, – прошептала Элли. – Не спала ночами, всё перебирала распашонки и пинеточки, которые так и не дождались своего хозяина. Часами просиживала на кладбище возле могилки Хью.
– Она почти перестала есть, превратилась в тень самой себя. Если бы не эта троица, – Коул кивнул в сторону притихших сыновей, – боюсь, что я потерял бы мою Элли.
Он взял руку жены и прижал к своей щеке, а потом поцеловал ладонь. И этот жест что-то надломил во мне, я почувствовала, как по моим щекам хлынули потоки слез, руша возведённую в моём сердце стену.
Передо мной сидели мои родители, которые не бросали меня, как я привыкла думать. Они любили меня, и не были виноваты в том, что меня у них забрали. Так почему же я продолжаю отстраняться от них?
Да, это сложно – внезапно обрести родителей, семью, но разве это не замечательно? Может, нужно приложить хоть немного усилий и сделать шаг навстречу?
Я аккуратно высвободила свою руку из ладони Гейба, встала, обошла стол и, подойдя к своей маме, осторожно положила руку ей на плечо. Она порывисто повернулась ко мне и, обняв меня, прижалась щекой к моей груди и разрыдалась в голос.