Он задыхался. Куин сел рядом с ним.
— Это не мои собаки.
Лабух вдыхал и выдыхал, это продолжалось несколько минут, пока он не успокоился и не сказал тихо:
— У меня перед глазами стоит, как я выписываю этот рецепт. Вижу бумагу, чернила, свою руку с ручкой. Мне не велели говорить с тобой и с твоей женой. Но я скажу сейчас: Господи, мне так жаль, так жаль, так жаль.
Куин смотрел на грязный задний двор в рытвинах, проеденных давними морозами. «Ягуар» Гэри, припаркованный на расстоянии полуметра между приземистым «релиантом» Уны и внедорожником Ренни, напоминал детскую игрушку. Свет от пары фонарей придавал этому беспорядку тошнотворный вид. Сколько же часов своей жизни Куин провел в таких грязных дворах и тупиках, охраняя груду аппаратуры? Ему вспомнился отец Белль, игрушечный магнат с подмоченной репутацией, который строчит и строчит претензии, письма и заявления, чтобы довести до суда иск о причинении смерти в результате противоправных действий.
— Я не отзывал собак, — сказал Куин.
И подумал: это сделала Белль. Добрая славная Белль. Он испытал мгновенный проблеск радости: что-то разумное возвратилось в этот мир.
Лабух тер ладонями влажные щеки, оставляя на них дорожки. Ночной воздух дал себя знать. Его снова бросило в дрожь.
— Это было как будто ползешь по темному лесу и кричишь, кричишь.
Он вытер лоб рукавом лимонной рубашки с зелеными шмелями. Кожаная куртка, которую он любил с давних пор, теперь висела на нем мешком.
— Это отец Белль затеял суд. Белль тут ни при чем, Лабух. Я не хочу, чтобы ты думал на нее.
— Я виноват, — просипел Лабух. — И заслужил, чтобы пройти через это.
— Ты не виноват, — сказал Куин, и он действительно так считал.
Голос Лабуха опустился ниже на пол-октавы:
— Я посмотрел тогда прямо в глаза твоей жене и сказал: «Почему бы нам не попробовать это?»
Он изобразил, будто выписывает рецепт.
— Почему бы нам не попробовать это?
Он снова заплакал, на этот раз тихо, и Куин наблюдал эту сцену отчаяния с каким-то благоговением.
— Она больше не моя жена, — сказал он.
Лабух убрал ладони от лица. Его глаза опухли так, что почти не открывались.
— Она вышла замуж за другого, — сказал Куин. — За хорошего парня, если на то пошло.
Группа начала играть I Feel Good — кавер в исполнении белых мальчиков.
— Твои ребята, наверное, потеряли тебя, — сказал Куин.
— Вообще-то у них трио, — ответил Лабух, вытирая лицо. — Блондин — сын моей сестры, она попросила его пригласить меня. Они думают, я не догадываюсь, что зван из жалости.
Один из фонарей замигал. Они посидели еще немного, послушали, как ребята доиграли I Feel Good и начали Sweet Home Alabama. Соло-гитарист был очень даже неплох.