Так он сказал.
— А мы сумеем его создать? — спросила Лизетта.
— Этот вопрос — не ко мне…
И ведь, наверное, опять был прав. Метафора, разумеется, но — метафора, выражающая некую глубинную суть. Она чувствовала себя каким-то третьестепенным, микроскопическим персонажем романа, лишь по случайности обозначенного как «жизнь». Причем роман был написан рыхло, небрежно, скучно, герои — нелепые, ситуации — одна дурнее другой, всяких букафф в нем было понапихано столько, что продираешься через них, как через мертвый сушняк. Автор, по-видимому, был просто бездарен и совершенно не представлял, чем заполнить эти тысячи дней-страниц. Воображения — никакого. Написано в самом деле — не для нее. Но вот бредет по нему, сама не зная куда, и постепенно стирается временем до полной неразличимости… А хуже всего было то, что этот роман сейчас был как бы брошен в костер: уже корчатся корешок и обложка, уже тлеют его страницы, становясь угольными по краям, до нее, персонажа, зарытого в толще бумаги, огонь еще не дополз, но это лишь вопрос времени. Скоро, скоро заполыхают и эти строки — она превратится в дым, рассеивающийся в безжизненных небесах. И единственное спасение — вырваться из горящих страниц, начать новый, совершенно новый роман, никем еще не прочитанный, трепещущий от желания жить, автором и главным героем которого будет она сама…
Ее качнуло вперед. Лизетта распахнула глаза. Маршрутка стояла как будто посередине леса. Во всяком случае, справа и слева теснились деревья. А впереди — она видела это через ветровое стекло — дорогу перегородила группа парней.
Один из них с ленивой растяжкой сказал:
— Ну ты посмотри, Кочумай, сколько умников у нас развелось. Это которые не по шоссе вместе со всеми шпарят, а так — тихонечко, тихонечко, бочком, по проселку… Надеются проскочить, значит. Ну а тут мы, здрасьте, народная власть. Народ нас выдвинул для чего? А как раз для того, чтобы не шастали всякие там уроды по нашей земле… Уловили, чего хочет народ?.. В общем, приехали, умники, вылезай, таможенный досмотр у нас будет…
Он дико заржал.
Тут же с грохотом отъехала дверь, в салон просунулась стриженая башка, неровная, будто из костяных шишек, и возвестила:
— Ух ты… А тут у них, глянь, и девка имеется. Ничего так себе девка, клевая… Пацаны, чур, девку я буду досматривать…
Первый парень опять заржал:
— Куда тебе? Мал еще!.. Ладно, ладно, не гоношись, Кочумай, и тебе на чуток оставим… — И уже явно строже: — Давай их сюда!
Кочумай выдвинул челюсть:
— Кому сказано? Вылезай!..
В салоне воцарилась жутковатая тишина. Никто не пошевелился, лишь Тетка вздрогнула: как колокольчик на сытой корове, звякнул браслет.