Хотя контролировать уже было нечего. Парни, разметанные протуберанцем, стремились поскорее убраться отсюда. Главарь уже мелькал между сосен, еще трое торопливо хромали за ним, вскрикивая, неловко поддерживая, подтягивая сломанные или вывихнутые конечности, а оставшийся, пятый, полз, подвывая, на четвереньках, после каждого движения выхаркивая изнутри сгустки рвоты.
— Ну вот, — спокойно сказал дядь Леша. — Молодец, Чинок, мне и делать-то ничего не пришлось. — Он вдруг замер, словно окостенев. — Чинок, ты это что?..
— Угум, — выдавил из себя Чинок, опуская глаза к тому месту, на которое уставился дядь Леша.
Он стоял боком к Лизетте, и она со страхом увидела, что у него из-под ребер, в левой части груди, высовывается какой-то непонятный предмет.
Черная, с вырезами для пальцев, закругленная на конце рукоятка.
Чинок пару секунд удивленно смотрел на нее, а потом медленно-медленно, точно во сне, сполз на колени, на рыжеватую хвойную землю, постоял так немного, покачался из стороны в сторону, видимо, ловя равновесие, и вдруг, не издав ни звука, мягко, как тряпичная кукла, повалился лицом вперед, в игольчатый дерн…
Местность по виду напоминает окрестности нашего Центра. Та же пустыня, те же бесчисленные барханы, будто стада животных, бредущих за горизонт. Только они не серо-желтого, как у нас, а тревожного кирпично-бурого цвета, похожие на мохнатые скопления ржавчины. Виллем объясняет, что частично это и есть ржавчина. Планета была богата железом, при сверхвысоких температурах, вызванных катаклизмом, значительная его часть испарилась, затем произошли конденсация, окисление… И небо здесь совершенно другое. Оно мутно-гнойное, точно гигантский нарыв, и по нему от края до края тянутся зловещие лиловые облака. Слышно слабенькое шипение ветра, фоном из-под него — шуршание перемещающегося песка: между барханами струятся кровавые ручейки. Скафандр беспрепятственно пропускает звуки. Хотя скафандром то, в чем я нахожусь, назвать нельзя — это нечто вроде прозрачной дымки, облегающей тело, ходьбе и дыханию не мешает.
Мы спускаемся вниз, погружая ноги в песок. Перед нами — расчищенная площадка примерно на километр вдаль и вширь: гнилым зубьем торчат остатки строений, прямоугольники и квадраты с широкими проходами между ними. Здесь, видимо, некогда был город. Возможно, в нем жили сотни тысяч людей. Сейчас — пустота, забвение, кладбищенская тишина, лишь копошится десяток дроидов, перебирающих голенастыми, суставчатыми конечностями. Один из них плавно, как шмель, всплывает, кружит над обломком стены, и от струи воздуха, которую он направляет на нее вниз и вбок, расплескиваются во все стороны волны песка.