Однажды у Лёвенталя я разговорился с невысоким бледным человеком с длинными волосами и шейным бантом. Он тоже ругал плохую игру и дешевые пьесы — на этой почве мы с ним и познакомились. Его фамилия была Шидловер. Мы сдружились и часто встречались. На моем жизненном пути это был первый актер с чувством социальной и культурной ответственности. Театр он считал не просто местом для веселого времяпрепровожде-ния, где люди смеются над дешевыми шутками. Он хотел, чтобы театр пришел на смену синагогам и церквям. Сцена всегда должна быть выше зала, чтобы приподнимать зрителей над повседневностью, возвеличивать их дух, настраивать их на торжественный лад. Поэтому он, по его словам, никогда в жизни не смог бы разыгрывать халтурные пьесы в профессиональном театре, а хотел ставить «хорошие» пьесы с простыми рабочими, разделявшими его веру в театр. Меня он считал своим другом и вскоре ввел в круг рабочих с сигаретных фабрик «Маноли», «Гарбати» и «Муратти». В этот круг входили как семейные, так и одинокие мужчины и женщины, по возрасту все старше меня. Большинство из них в 1905 году бежали из России, и на меня обрушился поток рассказов и литературы о событиях этого года. По вечерам и выходным участники этого кружка вместе что-нибудь читали и говорили о прочитанном, и на этих собраниях я услышал совершенно новые для себя слова. Я был набожным человеком и с благоговением относился к тому миру, который создал Господь. Богачей, владевших этим миром, в нашей семье не столько ненавидели, сколько жалели или презирали. У моих новых друзей было совсем другое мнение на этот счет. Они утверждали, что устройство этого мира вовсе не угодно Богу и что многое в нем еще нужно изменить. В этом все они были единодушны, а спорили только о том, как именно менять этот мир. Нужно учиться, образовываться, читать и обсуждать прочитанное. Я пока не мог участвовать в этих разговорах. Я только слушал и задавал вопросы. Все вместе мы столовались по очереди то у одного, то у другого товарища и всё делали сообща: помогали готовить, мыть посуду, подавать на стол. Это было очень по-домашнему и весело. Некоторые все время сидели без работы, но хозяйство было общим. Здесь считалось, что не стоит позволять хозяину эксплуатировать себя сверх меры и лучше не иметь выходного костюма, чем работать без выходных. Потому что, как они говорили, с каждой марки, которую зарабатываешь ты, хозяин получает двадцать пять марок прибыли. Поэтому если ты за неделю заработаешь на две марки меньше, то фабрикант недополучит целых пятьдесят марок. И удовлетворение от этой мысли вполне возмещает отсутствие выходного костюма.