И как раз в это время вошел Ян Перно. Когда он рассказал о том, как он сдавал мастерские казакам, как вынес оттуда оружие и боеприпасы и как отнеслись к этому казаки, Мясников многозначительно оглядел товарищей.
— Вот вам еще одна причина их колебаний: они отлично знают, что наши малочисленные силы будут тем не менее драться насмерть, а вот будут ли их казаки драться так же — неизвестно... Ведь революция не могла пройти мимо казачества, теперь оно не желает быть слепым орудием в борьбе против народа — рабочих и крестьян, казак больше не хочет носить на себе клеймо душителя свободы, опричника и палача. Вот эти настроения и пугают ждановых и балуевых...
— Ну что ж, во всяком случае, мы максимально использовали обстоятельства, чтобы некоторое время продержаться, пока подойдут наши с фронта, — сказал Ландер. — Так кого же мы пошлем в этот комитет погибели революции?
— Надо двух членов исполкома Совета, — напомнил Кнорин. — Чтобы никто не смог придраться, что мы нарушаем соглашение.
— Одного я давно уже наметил, — сказал Мясников и, обернувшись к Алибегову, сделал свирепое лицо: — Помните ли вы, многоуважаемый провидец, кто позавчера первым начал уверять, что «они не будут сопротивляться», что «у них нет желания лезть в драку»? Вы тогда убедили нас, а сейчас будьте любезны пойти туда и теперь уже их убедить в этом! — И когда все невольно рассмеялись, он уже другим тоном продолжал: — Нет, серьезно, Ванечка, крутись там как хочешь, изворачивайся, измочаль язык, но только не давай этому Жданову уговорить штернов и вайнштейнов перейти к активным действиям.
— Ну а другим делегатом предлагаю члена исполкома Совета Перпо, — сказал Кривошеий. — Он со своим обычным спокойствием и хладнокровием будет хорошим дополнением к Алибегову.
— Гм, ничего себе придумали наказаньице мне, — пробурчал Алибегов.
— Да ладно, чего там, — философски сказал Перно. — Ведь это и в самом деле интересно — сидеть с ними в этом «Ноевом ковчеге» и трепать языком.
— Почему в «Ноевом ковчеге»? — спросил кто-то.
— Ну а как же, там было «каждой твари по паре», и здесь тоже от каждой организации по два представителя. А этих организаций в городе тьма-тьмущая!
К вечеру пушки и пулеметы были убраны с площадей и улиц Минска, пехотные и кавалерийские части ушли в казармы. Советские караулы, оставив позиции, стянулись к баракам 37-го запасного полка, к зданию Минского Совета и к Коломенской площади.
Город опять выглядел мирно, но все чувствовали: под серым пеплом этого спокойствия таятся жаркие угли и каждую минуту может вспыхнуть пожар яростной гражданской войны.