Зильда горько выдохнула и смахнула проступившие слёзы. Зигой так и не пошевелился.
— Взвыли мы, да бросились кто куда зверюгу рубить. То там, то здесь факел мелькает, да сабля блестит. То там, то тут крик. Загоняй! Лови! Вот там видел! Убил! Поймал! Тишина. А потом снова вой. И снова крики. А я с Тихоней без кипиша пошла всё обходить. Нету ни следа. Тут Тихоня занервничал. На уши показывает, мол, слушай. Я слушаю, а криков-то и не слышно уже. Вообще ничего не слышно. Тихо. Как в могиле. Заря первая зацвела. Из-за дома к нам Беззубый вышел. Упал прям перед нами, рукой пытался в пузо назад кишки свои убрать. Прохрипел что-то, я не разобрала, да дух испустил. Тихоня посмотрел на меня, а я у него такие глаза никогда не видела. И бросился наутёк. Меня бросил. С ума что ли поехал? Вот урод. А я что? А я саблю в руку взяла и тихонько так чертыхнулась, да пошла осторожненько из деревни пешкодралом. Ой зря я Огонька оставила, дура… Молилась, не скрою. Знаешь, долго так шла, а чувство, что мне сейчас в глотку вопьётся, так и не проходило. В какие-то моменты страх так брал, что бежала во весь опор, пока дышло наружу не просилось и в глазах не темнело. Замечать начала, что лес он не зелёный, как обычно, а хмурый какой-то. Не дышит ветрами и ветками не качает. А как замер. Чужой лес. Вышла на поляну. А на ней знак какой-то колдовской какой-то из веток сложенный. Похоже на то, что после первой зверюги осталось. Я круг по груди провела, да пошла прочь. И к погосту вышла. К тому, где мы первого сожгли. Кругами ходила. Не могла я сама кругами ходить! Всю жизнь хожу по местам лихим, знаю, как не закрутиться и вперёд уйти. Нечистая меня запутала, как пить дать. Я назад в лес бросилась. И ещё потом. И ещё. Что день, что ночь. Так и ходила кругами, пока снег не пошёл. Нашла Тихоню. Жалко смотреть на него было. Мелкий был, но псом бешеным всегда бросался, плевать кто пред ним и сколько. Вот он-то уж точно ни меча, ни смерти не боялся. Танцевал с ними, как с родными. Из Васильевска с ним вышли. А тут лицо, как у юнца, которого от сиськи оторвали и первый раз пожарища занюхал…
Уголёк от кострища треснул, взорвался и угодил на штанину Зигоя. Пока он горел и прожигал его до мяса, Зигой не шевелился.
— Да, что с тобой, собака?! — закричала на него Зильда, слезы брызнули у неё из глаз. — Слышишь меня, ты? Ты тут последний живой человек! Никого больше нет! Скажи мне хоть слово! Ну! Говори со мной!
Зильда рывком встала, подошла к охотнику, наотмашь ударила его, забыв о боли, ещё раз и ещё, а он мотался от её ударов, как стремя без ноги. Она закричала, опрокинула его наземь, забралась сверху и начала царапать и щипать его. Слезы градом лились с её лица на его лицо и вдруг он моргнул.