— А дозволено ли будет мне узнать, с какой целью пожаловал к нам с таким войском милорд Реджинальд, граф Дерский? — услышал я веселый, звонкий мамин голос.
Мужчина, в сюрко с большим гербом во всю грудь, судя по всему, и был вышеназванным графом. Он поднял голову и посмотрел на маму. Попутно его взгляд только скользнул по мне, но в душе у меня похолодело, а по спине побежали мурашки.
Это был тяжелый взгляд человека, привыкшего повелевать и плохо воспринимающего отказы. Это был взгляд человека, не привыкшего считаться ни с чьим мнением, кроме своего собственного и не ставящего вообще ни во что чужие жизни.
И сейчас он нас среди живых уже не числил. Для него мы уже были покойниками, по непонятной причине еще дышащими и разговаривающими и представляющими досадную помеху на пути к его такой близкой и такой желанной цели.
Он смотрел на мою маму и молчал. Молчал, наверное, целую минуту, а потом каким-то тяжелым, гулким голосом бросил:
— Женщина, когда мне будет интересно твое мнение, я скажу! А пока молчи и не лезь в разговор мужчин!
М-да, граф, нужно сказать, имел очень внушительную внешность — лицо, с крупными, немного тяжеловесными чертами, пронзительные черные глаза, явно сломанный когда-то крупный, мясистый нос, при этом неправильно сросшийся, широкие брови и крупные губы довольно широкого рта, сейчас недовольно поджатые.
При всем при том, лицо графа не выглядело отталкивающим. Да, жесткое, может даже жестокое, да, лицо человека с суровым характером, по и все.
И вот это лицо, в обрамлении начавших седеть, коротких черных волос, с нескрываемой злостью смотрело на маму.
— Граф! — перевел его внимание на себя отец. — Не делайте ошибку! Это не просто женщина, это моя жена — леди Ария де Гриз!
— Не сомневаюсь в этом! — громко заявил граф. — А теперь, открывайте ворота! — приказным тоном бросил он.
Должен признаться, что было что-то в голосе графа, что я чуть было не бросился к воротам, чтобы их открыть! И лишь усилием воли я заставил себя остаться на месте!
Надо отдать должное моим родителям, они даже не дернулись, а мама даже, этак многообещающе ухмыльнулась! Ну, многообещающе — это для тех, кто ее знает. Батя, вон, заметив ее ухмылку, погладил ее поруке и что-то сказал, наверное, успокаивающее, я не расслышал, хоть и стоял недалеко — очень некстати у кого-то заржал его копытный друг.
Мама, в ответ, кивнула и тепло ему улыбнулась, потом посмотрела на задравшего голову графа, все так же смотрящего на нее и, подняв в удивлении бровь, произнесла:
— Мы так и не услышали цели вашего появления под стенами нашего замка, граф!