Мама обеспокоенно взглянула на меня, а отец, вытащив нож и взяв в руку вилку, громко сказал:
— Всем приятного аппетита!
И потянулся к блюду, на котором лежали тушки каких-то птичек.
Я не стал размениваться по мелочам и силой засадил свой нож в румяный бок поросенка, по счастью, лежащего на блюде прямо рядом со мной. Бок лопнул хрустящей корочкой и на блюдо потек горячий сок.
Я нервно сглотнул слюну и быстро начал отрезать кусок, пока мой желудок не вылез наружу и сам не вцепился в нежное свиное мясцо.
В этот же бок врезался и нож Рыка и теперь мы наперегонки резали себе по свиному кусману.
На какое-то время я вообще выпал из реальности, наслаждаясь вкусом пищи. Сначала я даже не пытался разбирать что я ем — поросенок, так поросенок, рыба, так рыба, птица, ну, пусть будет птица! Однако, по мере насыщения, поймал себя на том, что уже внимательно осматриваю стол, пытаясь заинтересовать себя и желудок каким-нибудь экзотическим, ну, для меня экзотическим, блюдом.
Наконец, поняв, что больше в меня уже не влезет, и если я попробую съесть что-нибудь еще, то желудок так надавит на веки, что они упадут и поднять их не удастся, и в этом случае я пропущу разговор, участия в котором я так тяжело добивался! Поэтому я, огромным усилием воли, отодвинул от себя тарелку и окинул взглядом стол.
Есть я уже явно не хотел, точнее, желудок не хотел, а вот глаза…
— Десерт! — громко провозгласил мажордом и я услышал, как кто-то застонал. И только через несколько мгновений я узнал свой голос!
Появившиеся слуги быстро убрали со стола блюда с оставшейся едой и вынесли новые, с лежащими на них пирожками, крендельками, и еще какими-то, явно сладкими печенюшками.
Пахло все это настолько одуряюще, что, несмотря на то, что я был сыт уже, что называется, по горло, желудок опять предательски уркнул, а рот, к моему удивлению, наполнился слюной.
В расставленные чашки налили какой-то ароматный горячий напиток.
— Это что? — подозрительно спросила мама, принюхиваясь к напитку.
— Это местный напиток, — охотно пояснил мажордом, — настоянный на, если не ошибаюсь, восьми травах. Подается и пьется горячим.
— На восьми травах… — как-то отстраненно произнесла мама, потом сделала малюсенький глоток, покатала его по рту, задумалась и, подумав несколько мгновений, проглотила.
— А кто настаивал травы? — она подняла взгляд от чашки с напитком и посмотрела на мажордома.
— Так, повар! — удивленно произнес Кевин. — Кто же еще?
— А откуда у него рецепт? — продолжала настаивать матушка.
— Э-э-э, — замялся мажордом, — так, травница наша ему дала! — осторожно пояснил он. — Она и травы собирает и обрабатывает их правильно, а повар только настаивает… Да и то, по первости делал это под ее надзором.