Скрябин прошел на кухню. На кухонном столе сохли остатки ночного пиршества — крупно резанные помидоры, селедка с луком, раскрошившиеся желтоватые картофелины с подсохшими боками. Среди продуктов возвышалась полупустая бутылка, рядом с которой лежали оторванные с мясом синие лейтенантские погоны. Скрябин сел за стол, налил в стакан водки, выпил, переждал ожог пищевода и лениво пожевал кусок подвялившейся за ночь селедки, разглядывая погоны, из которых торчали черные нитки.
Как это обычно бывает, он не помнил, чем закончился вчерашний вечер. Вспомнилось, как он с кем-то сидел в обжорке, как потом к ним подсели недавние мучители Скрябина, которые или не узнали его, или рабочий день закончили. И они снова пили, потом плясали на сцене для стриптизеров летку-еньку и ламбаду, потом сидели на набережной, разложив нехитрую закуску и выпивку на парапете.
Лейтенант сорвал со своего мундира погоны и все пытался укрепить их на плечах Скрябина. Погоны падали на грязный бетон.
— Полторы тонны «крошинок», — плевал он в воду. — И еще хотят, чтобы мы работали круглосуточно! А вот им! — И непристойно выставлял согнутую в локте руку в сторону Белого дома.
Потом он принялся подозрительно всматриваться в лицо Скрябина.
— А ведь я тебя знаю! — сказал он, раздувая ноздри. — Мент? Налогаш?
— Ты поосторожнее, — сказал маленький сержант Жужига. — Это мой закадычный кореш!
— Тогда ладно, — сказал лейтенант. — Тогда извини!
Ага! Значит, фамилия того, кто спал в его постели, была Жужига, и он являлся сержантом из комитета губернской безопасности. Накануне он совершил какой-то подвиг, он даже рассказывал об этом, но Скрябин ничего из этих рассказов не помнил. Или президента губернии этот самый Жужига спас, или, наоборот, удачное покушение на него совершил, или террористов из «Белой группы» обезвредил.
Он налил в свое изобретение воды и принялся кипятить чай.
— А ты нехило живешь, — сказал сонный и совсем не удивленный происходящим сержант Жужига, бесшумно вошедший на кухню. — Ну, мы вчера дали! Что в самом конце-то было? Куда Краснюга с Малаховым делись?
Скрябин пожал плечами.
Лицо у Жужиги было пухлым и обиженным, словно у наплакавшегося ребенка. Он был в форменной рубашке без погон и форменных же кальсонах на больших белых пуговицах. Из-за этого его маленькие ступни в черных носках казались лапками диковинной птицы. Жужига, шаркая ногами по полу, подошел к столу, налил себе водки, выпил, понюхал указательный палец и посмотрел на хозяина квартиры веселыми слезящимися глазами.
— Я теперь твоей крышей буду, — сказал он. — Сами они, суки, азиатские шпионы. Ты, братишка, только скажи, я им всем матку выверну. У меня, брат, генералы по струнке ходят. Вот такой хороший человек тебе, брат, попался. Дай я тебя поцелую! Ты же самый мне близкий человек, ближе только жена или начальник. Если человек может похмелить в трудную минуту и деньгами поддержать, таких на руках надо носить, а не в шпионы его записывать! Я их сам всех в шпионы запишу и в особом совещании лично приговор вынесу!