— Да не шпион я, — устало сказал Скрябин. — Так, погулять вышел!
— Разойдись рука, раззудись плечо? — Гость понимающе подмигнул. — Честно говоря, тебя у нас от зависти метелили. Обидно мужикам стало. Тут сидишь, сидишь, целыми днями кипы протоколов допросов исписываешь, блин, все руки себе собьешь, дубинку иной раз поднять не в силах, и за то сущие гроши получаешь, а ты взял — и на волю! Туда ведь наши не добирались, там, говорят, добра немерено. Правильно в сказке говорилось, — загадочно заключил он. — Глазом все видишь, укусить не можешь.
Они попили чаю, поговорили о разных пустяках.
— Ты, говорят, вчера подвиг совершил? — поинтересовался Скрябин.
— Я у тебя поживу, — вместо ответа сказал Жужига. — С этими, блин, подвигами одни неприятности. Жена орет, теща шипит, тесть, падла, на рога поднять пытается — не дом, а зоопарк!
— Поживи, — равнодушно согласился Скрябин.
После случившегося накануне ему и в самом деле было уже все равно.
Жужига отдохнул немного, спросил у Скрябина иголку с нитками и принялся деловито пришивать к гражданскому пиджаку лейтенантские погоны. Пришил, полюбовался на свою работу и повесил пиджак на стул.
— Вот, блин, — печально вздохнул он. — Служишь, служишь, а кому? Каждый год власть меняется, дубинки все длиннее и тяжелее выдают, да еще лица приказали в шапочки прятать. Раньше-то мы гордо ходили, верили, что все правильно. А раз лицо прячешь, получается, ты вроде не по закону дубинкой машешь, оттого и боишься, чтобы не опознали.
Ближе к обеду они вышли из дома. На рекламной тумбе темнел свежий плакат.
«Отечество в опасности! — сообщал плакат. — Все на защиту демократических завоеваний нашей Революции! Спасем губернию — спасем страну!» А ниже угрюмо бычился стриженый браток в кожанке и с белым шарфом, небрежно перекинутым через плечо, смотрел пронзительно, и казалось, палец его с перстнем-печаткой упирался прямо в читателя: «А ты подписался на защиту своих завоеваний?»
— Осень скоро, — сказал Жужига. Подумал и хрипловато пропел: — Последняя осень.
Он поднял голову. Издалека — грозно и неотвратимо — на город накатывался тяжелый гул.
С востока летели самолеты.
— О, блин, — сказал Жужига. — Откуда это? Наши, что ли? — открыв от удивления и напряжения рот, он смотрел на приближающиеся самолеты. — Звезды красные на крыльях… Наши? Откуда?
Самолетов было много. Тяжело урча моторами, самолеты плыли над пустырями, прилегающими к городским окраинам, и из них выбрасывались бесчисленные парашютисты. Казалось, что небо пожелтело от вискозных куполов.
Китайская народная армия начала занимать освободившиеся территории.