Даже Миами на волю не просилась, поскуливала сонно за матерью, свернувшись, как кошка. Даже во сне она переживала случившееся.
Аркан щедро нарубил им мяса, но куски лежали почти нетронутыми. Багира, правда, немного один кусок неохотно потерзала и уснула, так и зажав кровавый кусок в лапах.
Можно было смотаться в магазин за жратвой и выпивкой, благо он был недалеко, но, подумав, Аркан в магазин сходил, жратвы набрал, а бутылку брать не стал. Вечер предстоял бурный, и делать все лучше было на трезвую голову.
Оттого, что Михиль оставил его смотрящим по хате, Аркан особого удовольствия не испытывал. Чего уж с самим собой темнить, стукач он и есть стукач. Только вот стучать Аркан не собирался. Хватит, так ведь и привыкнуть можно. А привычка — вещь паршивая, от нее отвыкать трудно, а если отучать примутся, то ведь и жить могут отучить.
В обед Аркан нарезал себе бифштексов из доброго куска говядины, предназначенного для зверей, и даже немного пожалел, что не взял хотя бы чекушечку «Махно». Не пьянки ради, настроения для.
Плотно пообедав, он даже немного осоловел. В доме никого не было, даже Ланской взял себе отгул. Завалившись на постель, Аркан решил немного подремать, но сон не шел. Итак, они уже убили двух зверей. Впрочем, зверей ли? Нет, тут надо было крепко подумать. Звери не разговаривают, зверей не учат читать, звери, блин, не страдают. А Миами плакала, он сам это видел. И она разговаривала. Плохо, с трудом, но разговаривала. Она осмысленно спрашивала о том, где находятся ее братья. Можно ли убивать тех, кто говорит и страдает? Да, внешне они не похожи на людей. Ну и что? Буркан с Михилем, наоборот, на людей похожи. Но у них сущность звериная. А если так, то можно ли позволить зверям охотится на людей, пусть и не имеющих привычной формы? Аркан понимал, что пришло его время сделать правильный выбор. Он пытался убедить себя, что в клетке сидят обычные звери, на которых каждый человек может охотиться, если он того захочет. И не его дело вмешиваться в дела сильных мира сего. Червяк может вообразить себя змеей, но останется все тем же земляным червяком. Не его это дело, ползать среди травы, дело червяка — рыться в ее корнях. Но чем больше он пытался себя в этом убедить, тем яростнее тому сопротивлялись его разум и сердце.
Лаборант был прав, в клетке сидели уже не звери, в клетке сидели качественно новые люди, пусть даже не люди, но существа, которые умели думать и были наделены даром страдать. А следовательно, они имели право на выбор и потому на свободу. Поэтому Аркан должен был, просто обязан был поддержать лаборанта, а Михиль и Буркан были его врагами. Этот сопляк, который ничего в жизни не видел, был его союзником. В свою очередь Михиль и Буркан, которые вместе с ним хлебали баланду в зоне, были его врагами. Душа Аркана никак не могла смириться с этим. «А собственно, когда Буркан был твоим союзником? — шепнул насмешливо внутренний голос. — Когда он тебя метелил в зоне? Или когда он отбирал деньги, что тебе Михиль от щедрот своих отстегнул? А может быть, ты с Михилем за одним столом в зоне хавал? Или он с тобой сервилатиком да сигаретками делился?» Как ни крути, а Витек был прав, чтобы обрести спасение и быть свободными, Багира и ее дети должны жить на воле. Как Витек этих детишек называл? Помнится, забавное было имя… точно… пантохомами он их называл. Первая часть от «пантеры», а вторая — человек по-латыни. Люди-пантеры, значит, или наоборот, пантеро-люди. Но, как ни крути, люди все же. А раз люди, то клетка, пока они ее сами не выбрали, не для них.