Кикин «слыл в штабе дурачком», а про Курдюкова сказано: «придурковатый малый» («У святого Валента»).
Кикин жалуется на жизнь:
«Я из штаба>{297} уйду <…> Там по крайности обмундирование».
А это жалобы Курдюкова:
«Каждые сутки я ложусь отдыхать не евши и безо всякой одежды, так что дюже холодно» («Письмо»).
О еврейке Рухле, жертве группового изнасилования, сказано:
«Это была толстуха с цветущими щеками. Только неспешное существование на плодоносной украинской земле может налить еврейку такими коровьими соками <…> Ноги девушки, жирные, кирпичные, раздутые, как шары, воняли приторно, как только что вырезанное мясо».
А вот героиня «Конармии» — Сашка, «дама всех эскадронов», т. е. женщина общего пользования:
«Тело Сашки, цветущее и вонючее, как мясо только что зарезанной коровы» («У святого Валента»).
Безутешный Кикин продолжает излагать свои обиды:
«Вчера, как тебя поймали, а я за голову держал, я Матвей Васильичу говорю, — что же, говорю, Матвей Васильич, вот уже четвертый переменяется, а я все держу да держу. Вы уже второй раз, Матвей Васильич, сходили, а когда я есть малолетний мальчик и не в вашей компании, так меня кажный может обижать… Ты, Рухля, сама небось слыхала евонные эти слова, — мы, говорит, Кикин, никак тебя не обидим, вот дневальные все пройдут, потом и ты сходишь… Так вот они меня и допустили, как же… Это когда они тебя уже в лесок тащили, Матвей Васильич мне и говорит, — сходи, Кикин, ежели желаешь. Нет, говорю, Матвей Васильич, не желаю я опосля Васьки ходить, всю жизнь плакаться…».
Но и Курдюкову отказано в женском теле:
«Тело Сашки <…>, заголилось, поднявшиеся юбки открыли ее ноги эскадронной дамы, чугунные, стройные ноги, и Курдюков, придурковатый малый, усевшись на Сашке верхом и трясясь, как в седле, притворился объятым страстью. Она сбросила его и кинулась к дверям» («У святого Валента»).
Кикину — пятнадцать лет («Старательная женщина»). Возраст Курдюкова нам неизвестен. Зато в «Конармии» имеется иной персонаж — «вздорный казачонок» Степка Дуплищев, приставленный беречь начдивского жеребца («Чесники»). Фамилия неприлична сразу по двум параметрам — барковскому и гомосексуальному. Но и имя ему дано вряд ли случайно — по кличке другого жеребца:
«Напишите мне письмо за моего Степу, живой он или нет, просю вас досматривайте до него и напишите мне за него — засекается он еще или перестал <…> Мамка, доглядайте до Степки, и Бог вас не оставит».
Это из письма Василия Курдюкова, фамилия которого, кстати, тоже произведена от обозначения задней части овечьего тела.