А вот начало письма:
«Я освободилась поздно и поднялась к себе по истоптанным четырехсотлетним ступеням. Я живу на вышке, в сводчатой зале, служившей когда-то оружейной графам Красницким. Замок построен на крутизне, у подножья его синяя река, пространство лугов необозримо, с туманной стеной леса вдали…».
Сравним с началом очерка «Конец святого Ипатия»:
«Я увидел истоптанный угол, где молилась инокиня Марфа, мать царя, сумрачную ее опочивальню и вышку, откуда она смотрела гоньбу волков в Костромских лесах».
Совпадения бросаются в глаза, но обратим внимание на такую деталь пейзажа:
«пространство лугов необозримо».
А вот и источник:
Богат и славен Кочубей.
Его луга необозримы…
Пушкин, «Полтава», возлюбленная Кочубея — Мария… «Полтава» возвращает нас к «Жизнеописанию Павличенки», где ужасающий образ героя порожден ужасным ликом Петра Великого… Смена подлинной фамилии Апанасенко на Павличенко, совершающего отцеубийство травестийного царя, приводит нас к убийству Павла I.
А чем занята Мария?
«Вчера на уроке я прочитала из папиной книги главу об убийстве Павла.
Наказание свое император заслужил так очевидно, что никто об этом не задумался; спрашивали меня — здесь сказался точный ум простолюдина — о расположении комнат во дворце, о том какая рота гвардии была в карауле, среди кого были набраны заговорщики, чем обидел их Павел…»>{344}.
Доведись слушателям Марии организовать убийство Павла I, они, наверняка, проявили бы не меньше сноровки и конспиративной сметки, чем убийцы Николая II.
И теперь все становится на свои места: Романовы, черти, идущие на приступ монастыря, царевич Алексей — сыноубийство, Павел — отцеубийство…
Источник очевиден: «Петр и Алексей», роман Д. Мережковского 1904-го года, третья, заключительная, книга трилогии «Христос и Антихрист». И им же написанная пьеса «Павел» (1908).
Это и есть Петербургский миф Бабеля, точнее — Петропавловский.
Кстати, начало его — мифологема противостояния одесского Солнца и петербургского Тумана — тоже книжного происхождения:
…Но и солнца не видел никто.
Без его даровых благодатных лучей Золоченые куполы пышных церквей И вся роскошь столицы — ничто.
Надо всем, что ни есть: над дворцом и тюрьмой,
И над медным Петром, и над грозной Невой,
Надо всем распростерся туман,
Душный, стройный, угрюмый, гнилой…
>{345}Но Петербургский миф немыслим без Медного Всадника. Как с ним?
В рассказе «Дорога» герой совершает путь с Гороховой к Аничкову дворцу. Первая странность: никаких подразделений ЧК в Аничковом дворце не имелось, а, значит, искать там следователя ЧК Калугина и уж тем более председателя ЧК Урицкого — занятие совершенно бесполезное