И, не полагаясь на отзывчивость оппонента, сам себе отвечает: причислять писателя к той или иной национальной литературе, конечно, можно. Но тогда и нация должна иметься соответствующая — еврейская или русская!
Потому определение «русско-еврейская», хоть и прижилось в головах, но смысла не имеет.
А тогда извольте отвечать на главный вопрос: еврейский ли писатель Бабель?
«Перейдем от общих рассуждений к конкретным примерам. Ярче всего еврейская тема у Бабеля звучит в „Конармии“. Именно в ней (а не в экзотических „Одесских рассказах“) Бабель показывает широкую панораму еврейской жизни в ключевых для восточноевропейского еврейства регионах, на Волыни и в Галиции. Итак, как же выглядят местечковые, то есть „народные“, „исконные“, евреи в прозе Бабеля? <…>
Для еврейской темы и для структуры всей „Конармии“ как книги в целом очень важен самый маленький и, на первый взгляд, самый „еврейский“ рассказ в ней — „Кладбище в Козине“. Это поэтическое описание еврейского кладбища играет очень важную роль: оно призвано дать читателю эпическую перспективу, поставить казацкое нашествие Гражданской войны в один ряд с казацкими войнами XVII века.
Отправляясь в первый раз в путешествие по Юго-Западному краю, о старых еврейских кладбищах я судил, в первую очередь, по „Кладбищу в Козине“ <…>.
Если исходить из того, что художественная проза (тем более, такая как у Бабеля: рассказы, стилизованные под очерки, основанные на дневниковых записях), <…> имеет какое-то отношение к реальности, то „Кладбище в Козине“, как я быстро понял, ни к какой реальности никакого отношения не имело. Вообще не имело! Совсем никакого!
Рассказ состоит из двух частей: описания надгробий и текста эпитафии. Нет на белом свете таких надгробий и таких эпитафий тоже нет! <…>
Изображения раввинов на надгробиях? Раввин краковский и пражский, покоящийся в заштатном местечке? (Кстати, сама эта формула, сконструированная по модели „митрополит Петербургский и Ладожский“, достаточно нелепа.) Уста Еговы? Этот текст не может быть ориентирован на еврейского читателя, как не может быть ориентировано на русского читателя описание православного кладбища, украшенного шестиконечными звездами и полумесяцами. <…>
Всякий писатель имеет право на вымысел, но то, к чему прибегает Бабель в „Конармии“, трудно назвать вымыслом, фантазией, мистификацией, даже „ложь“ выглядит здесь слишком громоздким словом. Уклонение от реальности носит настолько, на первый взгляд, художественно немотивированный характер, что его хочется назвать детским словом „вранье“»