Рогульку в период зачатия. Я приеду и возьму»
>{175}.
Архитектору Ф. О. Шехтелю, 4–5 июня 1887 г.:
«В Бабкине по-прежнему <тараканить некого>. Работы много, так что <бзднуть> некогда»>{176}.
Ф. О. Шехтелю, 7 июня 1892 г.:
«Благодаря окаянному зелью, которое Вы подарили мне, вся моя земля покрылась маленькими членами in erecktirten Zustande>1. Я посадил зелье в трех местах, и все эти три места уже имеют такой вид, как будто хотят тараканить»>{177}.
А. С. Суворину, 24 или 25 ноября 1888 г.:
«Женщины, которые употребляются, или, выражаясь по-московски, тараканятся на каждом диване, не суть бешеные, это дохлые кошки, страдающие нимфоманией»>{178}.
Если не видеть в словах Никитинского эвфемистическую замену известного ругательства, то смысл высказывания таков: «Что я с вашими матерями делал, то и с вашими женами делать буду». А тогда финальная сцена новеллы получает совершенно иной смысл, поскольку применительно к птицам глагол «топтать» означает «совокупляться» — наиболее известный контекст: «петух курицу топчет»>{179}.
И то, что здесь выбрано именно это значение, подтверждается тем, как Никитинский произносит свою сакраментальную фразу:
«— Вольному воля, — говорит он мне и петушится, — я мамашей ваших, православные христиане, всех тараканил <…>».
А происходит расправа на глазах барыни Никитинской, Надежды Васильевны, наряженной в бархатную корону с перьями.
Отметим, что для обозначения сексуального акта, персонажи употребляют слова из области нечеловеческого — мира насекомых и пернатых.
Становятся теперь понятными и слова Павличенки о горящей щеке — это возвращение от Благодати к Закону: око за око, зуб за зуб, за изнасилование — изнасилование.
Гомосексуальное насилие как способ смертной казни в анналах истории не значится. Единственный пример в литературе — «Епифанские шлюзы», о событиях Петровской эпохи. Писать эту повесть Андрей Платонов начал в год выхода «Конармии» >{180}.
Но увидев в словах Никитинского нечто большее, чем эвфемизм, приходится вдуматься и в их прямой смысл, поскольку буквально они означают: дети ваших матерей — мои дети. Я ваш отец. Оттого и от смерти он хочет откупиться не только перстнями, ожерельями и орденами, но и жемчужной святыней:
«— Твое, — говорит, — владей Никитинской святыней и шагай прочь, Матвей, в Прикумское твое логово…».
Отец объявляет сына наследником. И взявшая саблю на караул безумная барыня это подтверждает — Павличенко царского рода. А царственный ее супруг — царь-батюшка.
С чего вдруг появились здесь монархические аллюзии? Ответ — в новелле «Вечер», в просветительских лекциях редактора газеты «Красный кавалерист»: