— Брешет, товарищ полковник! — сказал Примус. — Мне с ним даже разговаривать не хочется.
Нечаев взял со стола скульптурку, некоторое время молча разглядывал ее.
— Знаете, что он придумал?
— Знаю, — сказал Нечаев. — Ехал в автобусе, увидел кем-то забытый сверточек, ну, не удержался, а там… — он показал Геркину скульптурку. — Брониславу Дмитриевичу она без надобности, из всех видов искусств для него важнейшим является матерная частушка, поэтому он особо раздумывать не стал, а оттаранил находку в антикварный магазин, сдал ее и урвал свой законный кусок. Возможен вариант: в парке на скамейке нашел.
— В парке, товарищ полковник, в парке, — сказал Примус.
— Да так оно все и было! — взмахнув руками, воскликнул Геркин. — Мамой клянусь, гражданин начальник. В горсаду это было, рядом с кафе «Огонек». Я, значит, зашел в кафе, встретил там Лоцмана, мы скинулись, взяли фанфурик, вмазали… Душа желает продолжения, а денег нету. Вышел я, дай, думаю, на скамеечке посижу, может, кто из знакомых пройдет. Сел на скамеечку, сижу, вижу, газетка лежит. Ну я решил посмотреть, что там, в мире происходит. Потянул я газетку, а там…
— А там мешок со звездюлинами лежит! — перебил Примус. — Вот-вот развяжется!
— Погоди, Коля, — мягко сказал Нечаев. — Пусть человек выскажется. Мы-то знаем, что он врет, и знаем — почему он врет.
— Мне больше нечего сказать, — смиренно опустил голову Геркин. — Валяйте, бейте, сажайте, если у вас такое право есть. Конечно, у Геркина две судимости, ему веры нет!
— А врет он, — сказал Нечаев, не обращая внимания на жулика, — потому что не хочет пожизненное получить. Раньше бы ему просто лоб зеленкой намазали, а теперь государство добренькое, придется Брониславу Дмитриевичу белым лебедем плавать, пока время не подойдет деревянный бушлат примерить!
— Это почему? — острым глазом покосился задержанный.
— А чего ж тебе, убийство уважаемого человека с рук сойдет? — удивился Нечаев. — Нет, брат, отмерит тебе наш самый справедливый и гуманный суд на полную катушку.
— Он думает, что ему премию выпишут! — ехидно сказал Примус.
— Какое убийство, мужики! — видно было, что Геркин побледнел.
Не то чтобы он очень испугался, он к милицейским приколам привык уже, не раз на беседах в отделе по месту жительства побывал, но немножко его все-таки проняло.
— Какое убийство?
— Убийство уважаемого доктора Медника, — сказал Примус. — Ты что, даже фамилии убиенного не знаешь? Ну и убийцы пошли — мочат уважаемых граждан и фамилии не спрашивают! Нет, вы представляете, товарищ полковник?
— Какого доктора! — заорал задержанный и даже со стула вскочил. — Нашел я эту хрень, нашел! Не повесите вы на меня своего «глухаря»! Вам ментам лишь бы отчитаться, что дело раскрыто, а уж кто убивал, вам вообще дела нет!