– Что же в его учении так беспокоит Синедрион?
– Это сложный вопрос, игемон. Ты хочешь углубиться в тонкости религии?
– Я был бы не прочь, но у меня не так много времени. Можешь объяснить кратко?
– Попытаюсь. Чтобы тебе было понятнее, скажу так: Иисус совместил нашу веру и греческую философию. Он проповедует приближение Царства Божьего, призывая людей к духовному познанию Бога, покаянию и чистой вере, к беспрестанной готовности встретить День Господень, обещает прощение и участие в грядущем в Царствии Божьем всем услышавшим и поверившим. Но главная его заповедь: любовь, всепрощение и милосердие для всех, независимо от крови и происхождения. Если ты хоть немного знаком с нашей верой, игемон, то понимаешь, насколько неприемлемо это учение для Синедриона и левитов.
– Это точно! Понимаю, почему Каиафа так беспокоится. Но что тебя привлекло в нем?
Иуда печально улыбнулся.
– Все, что я сказал – пустые слова, которые не могут передать истины. Иисуса надо увидеть и услышать, надо быть с ним рядом, видеть, как он исцеляет больных, как смиряет слепую ярость измученных горестями жизни людей, как дает отчаявшимся надежду и успокаивает истерзанные сердца!.. Тогда это можно понять.
Несколько секунд Пилат изумленно смотрел на Иуду.
– Клянусь Дианой, я не способен постичь это, – тихо произнес он.
– Потому что ты сам ни во что не веришь, игемон.
– Может быть. Но, пожалуй, я понимаю Каиафу – нельзя подрывать устои веры. Хотя в Иудее сейчас столько всяких проповедников… Почему они вцепились в этого?
– Игемон, неужели твои агенты не слушали его проповедей? Быть этого не может!
– Слушали, конечно, только ничего не поняли.
Иуда засмеялся, но смех был грустным.
– Да… Иисус как-то верно заметил: слышать истину дано далеко не всем.
Наместник внимательно смотрел на него.
– Так что, опасения Синедриона не напрасны, Иуда?
– Может быть. Один Господь знает, чего Он хочет.
– То есть?
– Можешь смеяться, игемон, можешь не верить. Но Иисус – посланник Бога, выполняет Его волю, значит, все свершится так, как угодно Всевышнему.
Повисла пауза.
– Ты правильно заметил, Иуда, я не верю во все это, – резко сказал Пилат. – Меня не интересуют ваши внутренние распри. Мне, как наместнику, важно поддерживать в Иудее мир и порядок, регулярно собирать налоги.
– Не волнуйся, игемон, для власти Рима Иисус не опасен. В его проповедях нет ничего недозволенного, он слишком далек от таких материй, чтобы представлять угрозу Риму.
– Тогда чего так боится первосвященник?
– Мыслей. Речи и действия Иисуса будят мысли и сомнения, заставляют задуматься.