Перечитываю записные книжки Блока. Как умны и интересны его заметки на заседаниях Чрезвычайной следственной комиссии. Какой реализм и какое историческое чутье! Откуда это у «символиста», искушенного всяческими духовными отвлеченностями?
Биография — это рассказ о жизни человека, или, как говорили в старину, жизнеописание. Хочется, чтобы рассказ этот был связным, хотя это нынче и не в моде. Но моды проходят, а хорошие книги остаются. Еще хочется, чтобы он был подробным: не застревал в подробностях, но и не гнушался ими. Хочется увидеть эпоху, в которой жил герой рассказа, — его глазами. Хочется увидеть все, что героя формировало и влияло на него. Я говорю «увидеть», а не «понять», потому что биограф только через увиденное может привести нас к пониманию. Хочется, чтобы после прочтения биографии у нас оставалось ощущение, что мы этого человека знали…
Я бы сказал, что рассказывать о жизни Блока нетрудно. Почему? Потому что существует бесценный клад его автобиографической прозы. Я называю автобиографической прозой его письма, дневники и записные книжки. В последнем собрании сочинений это занимает три больших тома: в общей сложности более 90 печатных листов. К ним надо прибавить некоторые из его публицистических статей: в них тоже много фактов, характеристик, оценок, признаний. В этих 90 с лишним листах живет, смеется, печалится, сердится, размышляет сам поэт. Многие годы жизни Блока так хорошо продокументированы письмами к матери и дневниками, что буквально могут быть описаны день за днем и даже иногда час за часом. Блок приучил себя отдавать себе отчет в своем времяпрепровождении. Это дает удивительное ощущение сопутничества с Блоком, если читаешь это подряд. Понимаешь, как и почему у него изменилось настроение, что его озаботило, на что он надеется. Большие поэты — почти всегда — отличные прозаики. Характерно при этом, что их проза проще, малоукрашенней, естественней, разговорней их стихов (Пушкин, Лермонтов, Байрон, Маяковский, Ахматова и другие). И прозаический «стиль» Блока тоже безо́бразен, краток, естественен. В нем нет условной возвышенности слога, общепоэтических красивостей (за некоторыми исключениями экспериментального порядка в прозаических опытах самого раннего Блока). Письма и дневники писались набело, импровизационно, то есть с предельным приближением к самому себе, без «старанья». Их интонация разговорна, индивидуальна: это интонация живого Блока, Блока наедине с самим собой.
Поэт может сломать жанр, только став жанром и сломав себя как человек (Блок, Есенин).