Как выше было сказано, во второй половине ноября холерных случаев не было. Казань составляет границу между Европейскою Россией и Сибирью. Поэтому там всегда много преступников и ссыльных в Сибирь, из коих многие по приговорам суда должны быть подвергнуты телесному наказанию. Все подобные экзекуции на время холеры были прекращены; зато с 18 ноября пришлось спешить с выполнением накопившихся подобных приговоров во избежание непомерного накопления арестантов. Так как такие экзекуции могли производиться только в присутствии врача, то в конце месяца я был назначен присутствовать в гарнизонном манеже на одной из них над 18 приговоренными. Ко времени выполнения экзекуции было холодно, поэтому пришлось отложить ее до другого дня, в который и был назначен другой врач. Я же, оставаясь в госпитале на дежурстве, принял в тот день 18 арестантов, выдержавших наказание. Из них в течение полутора суток шесть человек умерло с признаками цианотической холеры. Такой факт категорически выясняет, что с видимым прекращением холеры в данной местности расположение к ней населения не скоро прекращается>21.
Заканчивая отчет о холере в Казани, я не могу промолчать о сделанной мною одной, впрочем, довольно поучительной ошибке. У одного помещика Р. за Булаком была громадная дворня, дававшая ежедневно от одного до трех холерных. Чтобы исключить длинную процедуру приготовления горчичников, я прописал на его имя одну унцию горчичного масла для смазывания им у холерных тела, по нужде цельным либо в разведенном состоянии. В одну из последующих ночей прислали за мною, объясняя, что народ от моего лекарства задыхается. Оказалось, что с вечера 60-летняя кухарка захворала рвотой и поносом. Она просила конюха не посылать за мною, а только смазать ей живот и спину горчичным маслом. Тот исполнил ее просьбу. Но по рассеянности стеклянку, не закрытую пробкою, он оставил на горячей лежанке, отчего вскоре вся кухня наполнилась удушливыми и едкими парами, выгнавшими всех спавших в кухне, кроме ослабевшей кухарки. Задержав дыхание, я вбежал в кухню. Разбив стекла в окошке и захватив стеклянку, выбежал обратно в сени и только минуту спустя вошел вторично и вынес оттуда больную кухарку. Она была в начале алгидного периода; но по ее дыханию незаметно было, чтобы она страдала от продолжительного вдыхания едких паров масла; кашля тоже не было. Когда я ей позже предложил принять каломель, то она отказалась, шепотом произнося «будет с меня и этого». Действительно, она безо всяких других лекарств выздоровела, жалуясь, по мере своего поправления, на царапанье в горле и такое чувство, как будто у нее в груди было все оборвано. Затем показался болезненный кашель, – и только на третий день после происшествия и по наступлении полной реакции показались с кашлем обильные и жидкие мокроты с легким кровянистым оттенком. После этого и болезненные ощущения в груди вскоре исчезли. Замечательно, что при этом в зеве краснота не появлялась.