– Включи свет, – требует он. Несвойственный его трусливой натуре смелый тон режет слух. И не только мне. Дремлющая на краю стола Шерри приподнимает мордочку с навострившимися ушками, и я успокаиваю ее, ласково дотрагиваясь пальцами до пушистой холки. Животное расслабляется и закрывает глаза, доверяя уверенности, исходящей от моей руки.
– Нет, – отвечаю, почесывая кошку за ухом.
– Я тебя не вижу, – возмущается Оливер. Это должно как-то объяснить его требование? Повернув голову, смотрю на него через плечо. Взгляд гостя направлен в угол, где Оли обычно застает меня, когда приходит. – И Шерри тоже не вышла навстречу. С ней все в порядке?
– Ты мне скажи, Оли, – я бесшумно поднимаюсь из-за стола и поворачиваюсь лицом к вглядывающемуся в темноту брату. Уловив изменения в движении воздуха, он дергает головой в мою сторону. Не сразу, но находит меня. Вибрации его злости и страха становятся сильнее.
– Шерр-рри, – негромко зовет Оливер. Услышав свое имя, предательница отзывается и мяукает, мягко спрыгивая на пол. Лениво подходит к Оливеру, снисходительно ластится об его ноги. Тот накланяется и гладит ее, словно имеет на это право, словно Шерри принадлежит ему. Словно она не выбрала меня, когда у нее еще было право выбирать.
– Ты пришел за книгой? – не выдавая своего негодования, интересуюсь равнодушно, но Шерри не обмануть. Она всегда тонко чувствует мое настроение. Ускользнув от брата, виновато вьется вокруг меня и громко мурлычет. Я несильно отпихиваю ее ногой, и она подавленно затихает, скрывшись в моем углу и свернувшись там в клубок.
– Одну написанную страницу сложно назвать книгой, – резко отзывается Оливер. – Что за игры ты ведешь, Дилан?
– Я не умею играть. Но зато теперь я знаю, что Шерил Рэмси читала рукопись первой.
– Одну страницу, Дилан! Ты так и будешь каждый день выдавать по абзацу? Мы так не договаривались.
– Тебе нужно больше?
– Да.
– Мне тоже, Оли.
– Больше? Что ты имеешь в виду? – в его голосе настороженность. В моем – спокойствие и уверенность. Я подхожу ближе, питаясь его предсказуемыми и знакомыми до малейших оттенков эмоциями, шумно втягиваю воздух и, отступая на шаг назад, удовлетворено улыбаюсь.
– Она пахнет так же приторно-сладко, – медленно произношу я, пробуя на вкус полузабытые ароматы. – Корица и шоколад, карамель и мед. Даже когда ее кожа покрылась потом, грязью и кровью, эти запахи пробивались сквозь поры, отравляя воздух. Но со временем можно привыкнуть даже к тому, что отвратительно. И знаешь почему, Оливер? Самые отвратительные привычки вызывают в нас самую сильную зависимость. Я оставил две страницы не просто так.