– Вчера после ресторана ты пошел к себе, а Христо решил меня проводить, он считал, что я слишком пьян, чтобы дойти до дома. Он довел меня до парадной, мы простились, и он отправился к себе, он снял комнаты в доходном доме на Алексеевской за Храповицким мостом. А потом… – Климент судорожно сглотнул, рыдания пережимали ему горло, он не мог продолжать.
Я обнял брата за плечи и, приподняв, вывел из-за стола, уложил его на кушетку, стоящую здесь же в кабинете, укрыл пледом. Что было делать дальше? Я попросил Елену вызвать к нему доктора. Тот пришел достаточно быстро, сделал Клименту успокоительный укол, и брат заснул. Потом Елена рассказала мне сама то, что знала про это убийство. Утром к ним пришел какой-то чин из сыскной части. По его словам, на доктора напали, когда он свернул на Адмиралтейский канал. Ничего не взяли, ни портмоне, ни документов, ни часов, на ограбление не похоже.
– Как его убили? – спросил я. Елена, и без того побелевшая от переживаний, при этом вопросе побледнела почти до прозрачности:
– Ему перерезали горло.
Меня как током ударило. Прямо перед глазами встала картинка: вот доктор сворачивает с Благовещенской площади в темноту Адмиралтейского канала, идет вдоль кованой решетки. Внизу – черная, почти невидимая вода, за ней мрачные громады корпусов Новой Голландии. Он останавливается закурить. Достает из кармана помятую пачку «Норда», спички… Чиркает о коробок, маленький огонек загорается перед его лицом. На мгновенье он ослеплен этим светом, вокруг только плотная чернота. И в этот момент позади него вырастает высокая фигура. Упершись коленом в спину Христеву, убийца левой рукой резко дергает назад голову доктора (шляпа слетает у того с головы и падает в невидимую воду канала), а правой перерезает ему горло под самым подбородком. Кровь, вырвавшись из раны, заливает щегольское светлое пальто, брызги ее попадают на руку, сжимающую нож, на зеленом глянце перчатки расплываются черные трупные пятна.
Громкая переливчатая трель, это свистит дворник, он закрывал подворотню в двадцати метрах дальше по набережной. Убийца отступает назад и растворяется в темноте. Когда на свист дворника сбегаются городовой с площади и военная охрана с острова, им достается только залитое кровью мертвое тело, привалившееся к ограде канала.
Иду в полицию.
* * *
На Офицерской в сыскной части ходил из кабинета в кабинет, никто не мог сказать, кто занимается убийством на Адмиралтейском канале. Наконец оказался в узкой полутемной комнате, окно закрыто шторой почти полностью, два стола, за одним – чин в погонах, за другим, видимо, писарь, низко склонив голову под электрическою лампой, пишет что-то, перо быстро летает по бумажному листу. Я спросил, оказалось, мне сюда. Имя-отчество представившегося мне полицейского я не запомнил, потому как разговор у нас получился какой-то сумбурный, скачущий с места на место. Впечатление было такое, что этот чин все старался меня запутать, чтобы я, сбившись, случайно высказал ему некие скрытые мною мысли, а еще лучше сразу бы признался в убийстве господина Христева. А фамилия его была вроде бы Никеев. Или Никифоров? Ладно, пусть будет Никеев.