Я не нашел возражений.
Когда мы вышли на Гороховую, начинались сумерки. Даже не начинались, а только задумались об этом. Такой прозрачный короткий промежуток между светом и тьмой. Солнце если и было днем, сейчас уже уползло куда-то вниз за дома, его самого нигде не видно, но облака чуть подсвечены розовым. И все: дома, вывески, фигуры людей, коляски извозчиков, лошади – будто очерчено более четко, кажется более ярким в звенящем стылом воздухе. А потом, совсем скоро и разом шшух! И на город рухнет ночь, придавит его своей темной тяжестью.
Только мы встали на углу, высматривая извозчика, как прямо перед нами остановился автомобиль, новенький черный Форд. Оттуда вышел шоффер весь в коже и с белым пышным шаром, несколько раз обмотанным вокруг шеи, и, стаскивая на ходу огромные отделанные мехом краги с рук, бросился к нам, вернее к господину Карбасову. Он, шоффер, снял с голову авиаторский шлем с огромными очками и оказался девушкой, по плечам рассыпались пушистые волосы. Ну конечно, это девушка или, скорее, молодая женщина, даже по походке понятно, но кожаная черная куртка, брюки, заправленные в высокие сапоги с перекрещивающимися ремнями на голенищах, весь этот маскарад ввел меня в заблуждение. Это была та самая девушка, которую я видел на катке прошлой зимой, то самое треугольное лицо с разбегающимися к вискам глазами, та самая змеящаяся улыбка, что привиделась мне в обманчивом морозном свете Марсова поля. Нет, не привиделась. Вот она сама, живая и теплая, стоит в полуметре от меня. Я почувствовал вдруг такое острое желание обладать ею, обладать в любом качестве, как женщиной, как самкой, как вещью, схватить, утащить, спрятать, никому не отдавать, растерзать любого посягнувшего на мое сокровище. Я вдруг превратился в дикаря, в животное, в хищника, почувствовал, как на загривке встает дыбом шерсть. И кажется, первой моей жертвой прямо сейчас будет судебный следователь Карбасов, потому что это к нему она идет, улыбаясь, протягивает ему руки, обнимает его за шею, целует его в щеку, нимало не смущаясь ни меня, ни прохожих:
– Жано, милый, как хорошо, что я на тебя наскочила, ты обязан поехать со мной. Ты просто обязан. Сегодня вечером. Ну пожалуйста, не отказывай мне.
Она заглядывает ему в глаза, дергает его за бакенбарды и за нос. Он пытается высвободиться, но улыбается и сам, видно, что не сердится:
– Ты несносна, Птушка, прекрати, не будь ребенком.
И наконец, вывернувшись:
– Позволь представить тебе – Евсей Дорофеевич Козлов, мой (с легкой секундной заминкой) товарищ.