И уже ко мне:
– Евсей Дорофеевич, это моя сестра Жозефина.
Она повернулась ко мне с той же улыбкой, протянула руку:
– Жозефина Карабас. А я вас помню, вы были на катке с детьми. Перед Рождеством. Вы так замерзли тогда, просто каждая жилочка в вас дрожала, и еще у вас был красный нос.
Она смеялась надо мной, а я был счастлив, держал в руках ее теплую ладонь и не хотел отпускать. Иногда ее нездешнее лицо снилось мне по ночам. Оно возникало из серебристого светящегося тумана, наплывая все ближе. Но сколько я ни пытался поймать этот разбегающийся янтарный взгляд, сколько ни звал, крича беззвучно, как это бывает в снах, добиваясь, чтобы эта змеящаяся улыбка досталась мне, все было бесполезно. Эти глаза не видели меня, эта девушка улыбалась кому-то другому, а скорее всего, самой себе.
– С племянниками, я был тогда с племянниками, детей у меня нет.
Сказать это показалось мне очень важным. А еще мне казалось, что вот этот момент, когда я держал ее за руку, растянулся неимоверно или застыл, как муха в янтаре, а сам я вознесся высоко вверх и смотрю оттуда на три наши неподвижные фигурки посреди замершего города.
– Тогда, может быть, вы, Евсей Дорофеевич, поедете со мной? Сегодня баронесса Икскуль фон Гильденбанд устраивает литературно-музыкальное суаре. Я буду петь. Хотите сопровождать меня?
– Вы знакомы с баронессой?
Она пожала плечами:
– Вовсе нет. Лично нет, но все ее знают. Все наши. Она иногда приглашает нас на свои благотворительные вечера, собирает деньги для лазаретов.
Тут Карбасов вмешался, взяв ее под локоток:
– Птушка, перестань. Господину Козлову вовсе не интересны твои доморощенные знаменитости. И вообще, у нас есть дела. Да, кстати, раз уж ты здесь, могла бы нам помочь. Отвези нас, будь любезна, на угол 7-ой роты и Измайловского.
– Нет, отчего же, – перебил я его, – я, собственно, готов сопровождать, и мне очень даже интересны музыкальные вечера. И вообще, музыку очень люблю… и поэзию тоже.
Если бы она позвала меня на Северный полюс, на Луну, на войну, я пошел бы сразу и без раздумий. Лишь бы она снова не исчезла, не растворилась бесследно в тумане, в толпе, во времени и в пространстве.
– Прекрасно! – это она мне. – А где вы живете? Я за вами заеду в девять вечера.
Я махнул рукой в сторону своей подворотни. Сунув свои огромные краги брату в руки, молниеносным движением девушка собрала, свернула тугим узлом персиковые свои волосы, водрузила на голову кожаный шлем, надела стрекозиные очки:
– Прошу в салон, господа, шоффер доставит вас быстро, с ветерком!
Вот уж верно, ехали мы с ветерком, верх авто был поднят, продувало нас насквозь. Карбасов ворчал: «Как можно зимой в открытом авто, хоть бы, как в возке, меховую полость завела, что ли». Когда мы выгрузились у дома с башней на углу 7-ой роты, он попросил сестру дождаться нас, но она только фыркнула: «Я вам не ванька», – и, рявкнув пару раз клаксоном, умчалась прочь в облаке дыма.