Минут через пять я сам превратился в этот голос, перестал чувствовать что-либо, кроме него. И вдруг: «БА-БАМ-М-М!» – ударили тарелки. Я подскочил от неожиданности. Нестройно задудело, глухо возроптал барабан. И снова горловое «бла-бла-бла-а-а-ы-ы-бла-бла-бла-а-а-а», и снова отзвуком «а-а-а-о-о-о». Еще одна грохочущая вставка, затем более понятное для меня: монахи затянули «ом-ма-ни-па-дмэхум» («о, ты, Сокровище на лотосе» – обращение к Будде), и опять вибрирующее в воздухе «бла-бла-а-а-ы-ы…»
Так продолжалось с полчаса, а потом все закончилось. Ничем примечательным, никаким апофеозом. Просто закончили выпевать, поднялись и стали выходить в двери. Сидевшие поднялись и пошли к «алтарю», где кланялись, приложив сложенные ладони сначала ко лбу, затем ко рту и к груди, выкладывали на специальные столы подношения, кто – молоко в крынках, кто кульки с крупой, а кто и монеты.
Я было решил уходить, полюбопытствовал, пора и честь знать, но тезка мой, Петр Кузьмич, сделал мне еще одно предложение:
– Я собираюсь навестить господина Агвана Лобсана. Хотите составить мне компанию?
Чем было вызвано такое расположение ко мне этого полковника? Он видел меня впервые, ничего не знал обо мне, да и наверняка чувствовал явное несоответствие мое этому месту, явную мою чужеродность. И то, что движет мною лишь досужее любопытство. Вести какие-либо разговоры с господином настоятелем я не собирался. Как я сам сказал ему при нашей случайной встрече холодной зимней ночью: «В махаянские кружева запутываться не собираюсь». Но ведь и приходить сюда я не собирался. Еще вчера не собирался.
Ладно, буду последовательным: приходить не собирался, а пришел; разговаривать не хотел, а буду. И я ответил:
– Ну коли сумеете объяснить, зачем вам моя компания, то составлю.
Он улыбнулся в свои пышные русые усы:
– Я, знаете ли, недавно совсем в столицу вернулся из монгольских степей. Месяц с небольшим как. Отвык несколько от наших русских лиц, простых, вы уж меня простите, лиц, озабоченных чем-то бо́льшим, нежели тусклая сиюминутность: пропитание, скот, непогода, от глаз, горящих интересом к жизни, любопытных круглых наших глаз. А вам, я вижу, очень любопытно, что вокруг происходит. Правда? Пойдемте, Лобсан нас чаем напоит. Это у него всегдашний обычай после хурала чай пить.
– А вы хорошо знакомы с настоятелем?
– Знакомы. Еще с десятого года. Я тогда вернулся из экспедиции и передал ему письмо и пятьдесят тысяч, пожертвованных Далай-ламой на строительство этого дацана. Так и познакомились.
– Вы встречались с Далай-ламой?