– Честолюбивый человек, как и тщеславный, мечтает о признании своих заслуг. В этом стремлении меж ними мало разницы. Неудачник, так и не заслуживший ни в чём признания от окружающих, со временем меняется как личность. Непризнанность губительна, она унижает.
– Возможно, – согласился великий князь. – Вполне возможно. Даже собака мается без похвалы.
– Но люди изменяются по-разному. В зависимости от своей натуры. Одни, те, кто сильней, ожесточаются, став мизантропами, другие – слабые – ломаются, спиваются от своего бессилия.
Поэт задумчиво опустил вишенку в рот, и, прожевав её, закончил мысль:
– А третьи будут мстить.
– Кому же?
– А всем, кто попадётся под руку. Всей своей жизни.
– Однако.
– А что я говорил? Одна страстишка и столько сюжетов.
Великий князь только усмехнулся обескураженно. Меж тем хозяин, князь Барановский, поддерживая скучноватую беседу с ректором Качановским, сидящим от него по левую руку, со скрытым беспокойством поглядывал на великого князя и его соседа. Михаил Павлович, поймав взгляд Ильи Алексеевича, обратился к тому, всем своим видом демонстрируя весёлость.
– Я обнаружил в лице Петра Андреевича интереснейшего собеседника. И провожу время с большой приятностью. Мне удивительно хорошо в вашем доме, князь. Сегодня я отдыхаю душой.
Барановский польщённо приложил к груди руку.
– Доставить удовольствие вашему высочеству всегда рад, бесконечно рад.
А Михаил Павлович, успокоив хозяина, вернулся, таки, к прерванной беседе.
– Суждения ваши, Петр Андреевич, прелюбопытны. А что вы, скажите, если уж на то пошло, касательно жадности? Жадность ведь порок простой, бесхитростный. Жадность и скупость таковы, какие есть.
– Ну не скажите, ваше высочество. Жадность бывает очень даже разной. Ведь люди жадны до чего? До денег, богатства, роскоши? Это просто. Но в этом лишь одна из ипостасей жадности. А ежели жаден человек до приключений, до событий, до впечатлений – глубоких, сильных, острых, – то это страсть совсем иного рода.
Михаил Павлович вспомнил своего недавнего случайного знакомца по трактиру, чиновника Картайкина, поведанную им историю женитьбы, и полностью согласился с Вяземским.
«Чем не сюжет о странностях человеческой природы?» – подумал великий князь. И с тем вознамерился в ближайшее время навести справки о судьбе несчастного чиновника.
Между тем, как заключительный аккорд обеда, на стол взгромоздился румяный, затейливый пирог с курагой и изюмом. Сотрапезники, уже без всякого энтузиазма, отдали должное и пирогу. Михаил Павлович лениво орудовал десертными приборами, как и его сосед. По-видимому, аппетит во всей честной компании остался только у хозяина и плотного Муханова. Прочие гости наслаждались приятной беседой, никто никуда не спешил.