– Но отчего я никогда не видел тебя на наших раутах в Михайловском? Давно ли ты был представлен моей супруге?
Тот скромно улыбнулся:
– Я давно был представлен великой княгине Елене Павловне. Но счастия иметь с ней сколько-нибудь долгую беседу покуда не имел.
– Так погоди, я это мигом исправлю. Она примет тебя и в ближайшее время!
Оба поднялись со скамьи и продолжили прогулку, не спеша продвигаясь в сторону дворцовой лестницы.
– Премного благодарен. Мне говорил о великой княгине в самых восторженных выражениях давнишний приятель Пушкин, камер-юнкер.
– Да, Пушкин у нас бывает запросто. К нему весьма благоволит Елена Павловна, ну а меня он угощает каламбурами. Правда в последнее время стал несколько скучен.
– Пушкин – человек талантов выдающихся, – заметил Вяземский с осторожностью.
– Да кто же спорит?
– Однако, – продолжил Пётр Андреевич с ещё большей деликатностью, – нынешнее камер-юнкерство его тяготит.
Михаил Павлович возмущённо вскинул бровь. Вяземский поспешил объясниться, замотав головой.
– Я в том смысле, ваше высочество, что, будучи в зрелых летах, Пушкин чувствует себя несколько униженным должностью, больше уместной для юношей.
Великий князь резко остановился.
– Помилуй! Никто и в уме не держал унизить твоего Пушкина. Намерением государя было, напротив, оказание милости.
– Да, да, безусловно, – послушно согласился Вяземский, не желая ввязываться в спор.
– Да погоди ты! – раздражённо махнул рукой Михаил Павлович. – Подумай сам. Произвести Пушкина в камергеры сразу из коллежских секретарей согласно закону нет никакой возможности. Порядок для всех един. Государь и без того повысил его в титулярные советники, дабы пожаловать камер-юнкерство. То есть то придворное звание, которое дозволительно дать при его положении.
– Я понимаю, ваше высочество, прошу простить…
Великий князь отходчиво хлопнул Вяземского по плечу.
– Да передай своему приятелю, что ежели послужит, не шалопайствуя, да не манкируя службой, то быть ему вскорости камергером. Двор к Пушкину благоволит. Ну мне-то ты можешь поверить.
На что Пётр Андреевич почтительно промолчал. Сам он, будучи несколько лет назад произведён в камергеры, не слишком ценил своё звание и к дворцовым обязанностям относился прохладно.
У лестницы напротив входа во дворец они, тепло попрощавшись, расстались.
«Доктор Торсберг Яков Густавович, – думал Михаил Павлович, быстро поднимаясь в свои апартаменты на второй этаж. – Доктор Торсберг. Что ж, пожалуй, запомню».
На следующее утро, за завтраком, великая княгиня Елена Павловна встретила супруга бодрым и заметно повеселевшим. На вежливые вопросы о вчерашнем, он кивнул головой и хмыкнул в усы, не изменяя своему немногословию в общении с женой. Однако весь вид его показывал, что день прошёл успешно. На встречный вопрос о её званом вечере Елена Павловна сперва несколько стушевалась. Затем, после нескольких общих фраз, она всё же поведала о неприятных известиях, услышанных от графини Закрявской. При этом сочла необходимым сообщить и о времени первой трагедии в Летнем саду.