«Видимо, Цестусу придется довольствоваться лишь магами. Лезть к тем же церковникам на помощь…. Мне столько не платят!» – усмехнулся он, а потом внезапно помрачнел.
«Проклятье! Теперь назад тащиться! Получается я лишь зазря сюда пер столько времени! Эх, как же я скучаю по музыке. Не таскать же с собой личного менестреля. Так ведь и поют они мерзотно, на этом своем языке. Я отлично понимаю, о чем он поет, но сквозь это я каким-то дурацким образом ощущаю неправильность их слов. Ладно, опять обратимся к великой классике. Как там это было…
– Кхм-кхм.
Лошадь обреченно прянула ушами.
– Красная-красная кровь. Через час уже просто земля…
Позади же него поднимался в небо толстый столб черного дыма. Это сгорали вещи и палатки церковников вместе с их мёртвыми защитниками.
Этот мир старательно пытался сам себя пережевать и Алекс Вульфс готов был ему даже выбить зубы, чтобы этого не допустить.
*****
Неторопливый обратный путь Вульфса нарушили лишь раз и то ближе к концу пути. Позади раздалось конское ржание и громогласный хохот нескольких мужчин.
Скоро показалась первая пара лошадок, споро тащившая первый из фургонов. Чернокнижнику хватило лишь одного взгляда, чтобы определить своих братьев по цеху, господ ландскнехтов.
Именно поэтому он поудобнее перехватил меч и отдал приказ Палачу приблизиться поближе. Он слишком хорошо знал этот срез людей, чтобы считать, что одинокий всадник не привлечет излишнего внимания.
Так и оказалось. На фургонах заметили одинокую фигуру и начали подхлестывать лошадей.
Алекс было напрягся, однако чуть позже удивленно хмыкнул и немного расслабился, правда лишь еще больше сконцентрировался на магическом щите. Судя по действиям тех странников, нападать они не спешили.
Когда фургоны подъехали поближе стали видны детали, которые заставили Алекса в поднять брови.
К верхушке крыши одного из транспортного средства была варварским методом привязана белая статуя какого-то бога, указывающего вполне себе металлическим мечом вперед.
Да и когда возница поравнялся с Вульфсом, на него взглянули довольно знакомые лица.
Первым в глаза бросался самого отпетого вида, но все же священнослужитель. Его красные, воспаленные глаза, как бы говорили, что он мучается от похмелья. Тяжелые же кулаки со сбитыми костяшками, намекали, что он несет слово божье не только речами.
Второй была разбитная женщина с огромным животом, явно беременная, но с удовольствием глушащая какую алкогольную бурду из огромной кружки, поглаживая рядом стоящий бочонок.
Остальные, а это были четыре человека, ничем особо не выделялись, кроме последнего.