Веснянка (Озерцова)

Ярила – имя славянского божества (о значении корня см.: Иванов, Топоров. С. 184), встречалось и как имя собственное в Древней Руси (см.: Веселовский С.В. Ономастикой. М., 1965. С. 381).

Обычай чудить, делать завалы, куролесить, очевидно, имеет и какое-то ритуальное значение. «На заговены борону волочили, все растаскаем у мужиков бороны, чтобы свадеб больше было»; «где девки есть, разберут въезд, как старики ни караулят»; «молодежь тащила все, что попадет под руку, заваливали вход в дом»; «где перед домом лавочка – унесут, двери снимут – соседу занесут»; «смеху было: вся деревня раньше играла» (Соколова. С. 254–255).

Боз – имя вождя антов (IV в.), объединившего славянские племена и распятого готами. О нем упоминает готский историк Иордан (VI в.) (О происхождении и деяниях готов. М., 1960).

Бортник – человек, занимавшийся сбором меда лесных пчел. Араб Ибн-Русте (X в.) писал: «Из дерева выделывают они род кувшинов, в которых находятся у них и ульи для пчел, и мед пчелиный сберегается. Хмельной напиток приготовляют из меда» (История культуры Древней Руси. М.; Л., 1948. Т. 1. С. 76).

Миф об умирающем (или уходящем на зиму) и воскресающем (возвращающемся) божестве известен во многих древних земледельческих культах (Египет, Греция, Малая Азия и др.) Существовало ли нечто подобное у славян – неясно, но само настойчивое зазывание весны, как будто бы нет уверенности, что холода обязательно пройдут и природа оживет, возможно, говорит в пользу такого предположения, как и сопровождаемые ритуальным смехом похороны кукушки, Костромы, Ярилы. Также чрезвычайно архаичным является мотив первоначального человеческого греха, за который людей наказывают, правда, чаще потопом, чем оледенением и похолоданием.

Светик от Святовит. В священном городе балтийских славян Арконе находился идол Святовита – «бога богов» (Deos deorum), бога-победоносца, подателя плодов земных; «все остальные боги считались как бы полубогами перед ним». Гельмгольд и Саксон Грамматик (XII в.) сообщают, что ему был посвящен белый конь, в руке он держал рог с вином (Гильфердинг А. История балтийских славян. СПб. 1874. С. 161–167). В русских сказках аналогичное – Световик.

Встреча весны, праздники и гулянья начинались на Руси с прилетом птиц: «Дети собираются на огородах и приносят с собой куликов, которых пекут из пшеничного или ржаного теста. Иногда они называются жаворонками. Их привязывают нитками к шестам, которые втыкают в одонки. Ветер качает куликов, так что они представляются как бы летящими, и дети поют или же, отвязав куликов, берут последних руками за крылышки, то опуская их вниз, то подымая вверх, и таким образом они представляются летящими» (Шейн. № 1175. С. 337). Встречали птиц также в Германии, Греции и т. д.

Веснянки (весенние заклички) отличались особым напевом, похожим на ауканье, и особой манерой исполнения. «Хоры разных деревень перекликаются так, чтобы пение их не умолкало и где-нибудь, хоть вдалеке, да слышалась песня» (Аничков Е.В. Весенняя обрядовая песня… С. 89–90; Сахаров И.П. Сказания русского народа. СПб.,1849. С. 50; Снегирев И.М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды. Вып. III. M., 1838).

Вырей (вырий, ирий, рай) – счастливая солнечная страна, откуда прилетают птицы весной и куда уползают зимой змеи. Известна по отрывочным этнографическим записям. Например, в 1980 г. в Полесье (Черниговская область) еще бытовало предание, что осенью (на Воздвиженье) в земле раскрывается «здуховина» и змеи уползают через нее в Вырей, который очень далеко, может быть, на другой стороне Земли. Владимир Мономах в «Поучении детям своим» (XII в.) пишет: «Сему ся дивуемся, како птица небесныя из ирия идут». Афанасьев и вслед за ним Рыбаков считают Вырей еще и счастливой страной (подобной Валгалле), где обитают души умерших (Афанасьев Т.П. С. 137–142; Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981. С. 275–276).

«Отцы говорили, что людей научили песням ветры, реки и шумящие деревья»; «словаки догадываются, что человека научили песням небесные ветры и шумящие дубравы». (Афанасьев. Т. 1. С. 328.)

Древняя жертва оживающей земле и весне сохранилась в следующем обычае: «Как только станет сходить снег, бабы начинают раскладывать свои точи. На них они кладут кусочки пирога или хлеба, оставляют эти кусочки на всю ночь и приговаривают: "Вот тебе, весна-матушка!"» (Сахаров. Т. 2. С. 50, Афанасьев. Т. П. С. 690; Этнографическое обозрение. 1891. № 4. С. 187; Аничков. Ч. I. С. 140)/

Праздник первого цветка. «У германцев тот, кто усматривает первую фиалку, спешил объявить о том мирской общине; целая деревня сбегалась на указанное место, найденный цветок поднимали на шест, танцевали вокруг него, резвились и пели веселые песни. Подобно тому в южной России радуются появлению голубого ряста (scilla bifolia), одного из первых весенних цветов. На Украине, собираясь на полях, поселяне начинают скакать и причитывать: "Топчу, топчу ряст! Дай, боже, потоптати и того року дождати!"» (Афанасьев. Т. III. С. 684). См. также: Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Весенние праздники. М., 1977. С. 150.

О выпечке ритуальных хлебов, печений и кушаний на земледельческие праздники см., например: Рыбаков. С. 36, 175–180; Соколова. С. 146–148; Календарные обычаи… Весенние праздники; Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники. М., 1978 и др. О символике праздников см.: Иванов, Топоров. С. 243–254.

Ряженый, олицетворяющий зиму, холод, болезнь, и шуточное его изгнание также распространены по всей Европе и у славян (изгнание Морены, или смерти).

О зольниках, огромных ритуальных кострах, распространенных на большой территории, в которых сжигались солома, старый мусор и которые имели очистительное значение, см.: Рыбаков. С. 304–318.

Представления о звонких весенних ключах, которые раскрывают землю и отпускают наружу все живое, сохраняются в песнях, обрядах и отмечались многими исследователями. «Ключи, которыми отмыкается земля и выпускается на волю и живая растительность, и роса, и теплое время, только еще шевельнулись в земле» (Аничков. Ч. 1. С. 124). «Мотив отмыкания или замыкания зимы, весны, лета, обычно приуроченный к Юрию, птице, пчеле… Кроме упоминания этого мотива в юрьевских песнях, следует отметить и отражение его в весенних юрьевских обрядах, во время которых скот перегоняют через замкнутый замок. У западных славян функция Юрия – открывание ключом дверей земли, после чего и наступает весна. До этого момента жизнь, плодородие заперты, а ключи находятся в распоряжении Морены, связанной с зимой и смертью» (Иванов, Топоров. С. 194–195).

Звезды и мед. «У славян существует поверье, что мед падает с неба на цветы, а с цветов уже собирают его пчелы. На Руси дают росе эпитет медвяная» (Афанасьев. Т. 1. С. 374); «Также у греков есть поверье, что "мед происходит от небесных звезд, и пчелы собирают с цветов только воск"» (Там же. С. 388).

Заклинание бортника. Аничков ссылается на интересную вотякскую молитву, произносимую дзек-попом на первых проталинах. Кончается она так: «В то время, когда мы поволочем-потянем зерна с овина… пусть людям будет весело, как поющему лебедю! Когда мы зерно возьмем ложкою, да не будет заметно следа. Когда мы возьмем ковшом, да не останется следа. Когда мы возьмем корзиной, да не останется следа» (Ч. 1. С. 104). У славян, очевидно, тоже были подобные заклинания, которые у их соседей сохранялись дольше вследствие поздней христианизации.

Перун – бог молнии и грома, главное божество восточнославянского пантеона. Упоминания о нем в древнерусских письменных источниках многочисленны. В «Повести временных лет» ред. 980 г. есть описание и внешнего облика идола Перуна (см. прим. 50).

«У чехов сохранилось поверье, что у солнца есть свое царство за морем, что там вечное лето и что оттуда прилетают весною птицы и приносят на землю растительные семена» (Афанасьев. Т. III. С. 261). См. также прим. 9.

«К 17-му числу (марта) лед на реках становится настолько непрочным, что, по народному выражению, щука его хвостом пробивает» (Афанасьев. Т. III. С. 684).

Гостями в Древней Руси называли иноземных купцов.

Жертва полю. Об обрядах, связанных с первой пахотой, см.: Соколова. С. 166.

Гость привез те товары, которые были характерны для импорта в русские земли до XI–XII вв. См.: История культуры древней Руси. Т. 1. С. 327–334.

Купала – главный праздник в году, день летнего солнцеворота, когда вся растительность, огонь, вода приобретают, по поверьям, чудодейственную силу. Свидетельств о Купале очень много. Например: «Еще накануне Купалы рощи, берега рек, лес и луга оглашаются веселыми хороводными песнями, и парни и девушки вместе ищут чудодейственные травы вдали от строгих глаз матерей и отцов» (Максимов. С. 473).

Об интересном обряде первого выгона скота, сочетающем в себе и формы ряженья и заговора, см.: Соколова. С. 166.

Радуница – вторник на Фоминой неделе (неделе, следующей за пасхальной). Важный поминальный день, в который предки, по народным преданиям, посещают землю и свои дома. «Иногда устраивали поминки ("деды" или "родичи") дома, полагая, что умершие придут ужинать». Вечер этого дня мог заканчиваться плясками и весельем («на радуницу утром пляшут, днем плачут, а по обедне – скачут») (Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М., 1995. С. 382).

О добывании живого огня см.: Рыбаков. С. 32, 34.

«Льют мед в пламя», «вызывают души покойников, зажигая вино и лен, по цвету пламени судят о явлении душ». Гоголь И.В. Полное собрание сочинений. М., 1952. Т. IX. С. 425, 426.

Является контаминацией следующих весенних обрядов, сохранившихся фрагментами в единичных записях XIX в.: Весновка, Ляльник, Колосок, Встреча Ярилы. Почти все они происходили примерно в одно время ранней весной (от Егория до Троицы).

О том, как играли Лелю: «Под вечер на большой площади собралось несколько десятков старух, женщин и девушек в особо хранимых для этого случая белых одеждах. Они все образовали огромный, очень торжественный хоровод и, подняв руки к небу и медленно притоптывая, двигались по кругу» (Рыбаков. С. 405).

Об обряде Весновка: «Весной, в один из праздничных дней, под вечер, молодежь обоего пола собиралась на поле, предназначенное под яровые посевы. Раскладывали костры… и приступали к выбору из девушек «Вясновки». В выборе принимали участие и парни, и девушки. Требовалось, чтобы избранница была красива и работяща. Ее украшали венком из весенних трав и цветов и сажали на смык, застланный сверху плавуном; в борону впрягались молодые люди и везли «вясновку» по полю вокруг огней, причем девушки пели…» (Рыбаков. С. 406).

Колосок: «Девицы и молодицы схватываются попарно руками, каждая из них одною рукою берет другую свою же ниже кисти, а этой берет точно также руку той девицы, которая составляет с нею пару. По этому крепкому оплоту из рук начинает идти девочка лет 12, опираясь на головы девиц… Последняя пара, которую прошла девочка, становится наперед как в горелках. Озимая рожь – цель церемониального похода. Здесь процессия останавливается, отделяется одна пара, на которой остановилась девочка и подносит ее на руках к озимому полю. Девочка срывает горсть ржи, бежит к церкви и бросает близ оной сорванные колосы» (Шейн. С. 358. № 1234).

Древлянский П.М. (Белорусские народные предания в кн.: Прибавления к «Журналу Министерства народного просвещения». СПб. 1846. С. 20–21) сообщает, что ритуал встречи Ярилы, приуроченный к 27 апреля, заключался в том, что девушку наряжали в белую одежду Ярилы, украшали венком и сажали на белого коня, привязанного к столбу. Вокруг нее девицы, тоже украшенные венками, водили хоровод (иногда по засеянной ниве) и пели песни со следующим зачином:

Существует много быличек о полевичках – полевых русалках (больше, чем о водяных), где они представляются духами растительности, оберегающими посевы и способствующими их цветению. Так, в Полесье записано поверье, что как зацветает рожь, по ней бегают, играются и резвятся, опыляя ее, русалочки в цветочных венках, похожие на девочек лет двенадцати.

О ритуальных рисунках на керамике см.: Рыбаков. С. 186–212, 234–235.

Болотная руда – железняк, откладывающийся в болотах, озерах, по берегам рек в лесной полосе. Чаще именно из нее, а не из привозных металлов, местные кузнецы выделывали нужные им изделия (см.: История культуры Древней Руси. Т. I. С. 79–81).

По некоторым поверьям земля раскрывается и начинает родить только после первого грома (Афанасьев. Т. I. С. 432).

Финны так обращаются к громовику Унно: «Боже великий ты, отец небесным тучам, повелитель, царь над облаками! Прогреми ты в небе и пошли с востока, запада и юга дождевые тучи, окропи из них медом поднявшийся колос шумящей нивы» (Афанасьев. Ч. I. С. 375).

Заря-зарница. В славянских сказках есть сказания о чудесной самопрялке, прядущей чистое золото, о золотых и серебряных нитях, опускающихся с неба. Из этих-то солнечных нитей приготовлялась та чудесная розовая ткань, застилающая небо, которую называем мы зарею» (Афанасьев. Т. 1, С. 222). «Розоперстая богиня-заря тянет «рудожелтую» нитку и своей золотою иглою вышивает по небу розовую, кровавую пелену». Чаще всего этот образ встречается в заговорах, где заре приписывается сила останавливать кровь, залечивать раны, укрывать и оберегать своей фатой: «Заря-зарница. Покрой ты, девица, меня своею фатою от силы вражьей, от пищалей и стрел» (там же. С. 224).

О связи русалок с ростом и буйным цветением растительности см., например: «Ночью при луне, которая для них ярче обычного светит, они качаются на ветвях, аукаются между собой и водят веселые хороводы с песнями, играми и плясками. Где они бегали и резвились, там трава растет гуще и зеленее, там и хлеб родится обильнее» (Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб, 1903. С. 102).

О жертвах источникам, рекам и озерам см., например: «жруще озером и кладязем и рощеньем яко же прочий погани» (Повесть временных лет. М.; Л., 1950. С. 64); «а друзии к кладязцем приходяще моляться и в воду мечють велеару жертву приносяще. А друзии огневи (молятся) и камению и рекам и источникам и берегиням» (Слово об идолах. В кн.: Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Харьков, 1916. т. П. С. 49).

В обрядах, связанных с русальной (гряной) неделей и Троицей, отразились прославление, культ растительности, которая оживает и начинает расцветать в это время. Участницы завивания венков, хороводов как бы приобщаются к живительной силе деревьев и трав (заключают союз) и в то же время помогают ей. «Сила роста находится в верхушках и в концах веток, откуда идет рост. Можно рассматривать завивание в кольца и связывание как способ уловления и сохранения этой силы. Эту силу надо вынести из леса и передать ее земле и людям»; «пригибание верхушки к земле и переплетение ее с травой довольно явно представляет собой попытку передачи вегетативной силы от березки к земле» (Пропп. С. 61).

Молитва бортника. Аничков сообщает интересное свидетельство Менеция (XVI в.) о пруссах, литве и жмуди: «В день св. Георгия они имеют обыкновение приносить жертву Пергрубиносу, которого признают богом цветов и растений. Жертвоприношение происходит следующим образом. Жрец, называемый вуршкайт, держит в правой руке чашу, наполненную пивом, и, призывая имя бога, поет хвалу его: "Ты, – возглашает он, – прогоняешь зиму, ты возвращаешь прелесть весны, ты зеленишь поля и сады, покрываешь листвою рощи и леса". Пропевши эти слова, он схватывает зубами чашу и, не прикасаясь до нее руками, выпивает пиво, пустую же чашу бросает назад через голову» (с. 106).

Сварожич – божество огня, молились ему у овина. См., например, то же «Слово об идолах»: «Огневи Сварожичю молятся» (Гальковский. С. 49).

Широко распространенные поверья, что на Пасху, Троицу, Купалу можно видеть, как солнце играет, купается, прыгает, записаны во многих областях России, западноевропейских и других странах.

Мокошь – единственное женское божество восточнославянской мифологии. Ее идол был поставлен князем Владимиром рядом с мужскими божествами на холме в Киеве. Упоминается в «Слове о мздоимцах» (XVI в.): «Молятся огневи пред овином и вилам и Мокоши и Симу и Реглу и Перуну и роду и рожаници» (Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка. Т. П. М., 1989. С. 163). Иванов В.В. и Топоров В.Н. считают, что имя Мокошь связано с корнем «мокрым», «мокнуть» (вместе с тем возможна и связь с *mokos – «прядение»). Типологически Мокошь близка греческим мойрам, германским норнам, прядущим нити судьбы, хеттским богиням подземного мира – пряхам, иранской Ардвисуре Анахите и продолжает древний образ женского божества – жены (или женского соответствия) громовержца в славянской мифологии (Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 2. М., 1992. С. 169).

Поверья, связанные с кукушкой и похоронами ее. В похоронах кукушки участвуют только женщины. Хоронят кукушку обязательно тайно, чтобы парни не заметили. Закапывают ветку, одетую в женский костюм, или травку под названием кукушкины слезки.

Очевидно, Кострома связана с вешней силой растительности и трав. Соломенную куклу обряжали, несли к реке или в поле и там разрывали на части. «Женщины в это время завываниями выражали скорбь и отчаянье, мужчины пели песни и плясали, дети бегали взад и вперед» (Сахаров. Т. II, кн. VII. С. 91). Женщины причитали, когда кидали ее в воду: «Пойди душа ее прямо-таки в рай, таки в рай, таки в рай» (Шейн. С. 370). «Какая-нибудь умелая баба начинает голосить как о покойнице, иные смеются, третьи поют и пляшут, и всем очень весело» (Максимов. С. 428). «Смех имеет целью обеспечить убиваемому существу новую жизнь и новое воплощение» (Пропп. С. 103).

Об обряде изгнания из племени со словами «будь ты волком» см.: Иванов, Топоров.

«Когда прыгали через огонь, в котором сжигалось воплощение сил природы, перескакивая через него в одиночку или парами, то этим как бы приобщали себя к этой силе»; «девушки и мужчины, взявшись за руки, прыгают попарно через огонь. Если при скакании не разойдется пара, то это явная примета, что она соединится браком» (Пропп. С. 88 и др.).

О празднике Ярилы известно очень мало. Очевидно, он имел особенно вольный характер, но записей почти не осталось. Иванов и Топоров приводят следующие свидетельства: «Проводы весны – чучело лошади с разными грубыми атрибутами, которое носили по лугу. В источниках упоминаются пляски и песни в честь Ярилы на полях. По данным великорусских источников, Ярила выступает как воплощение силы плодородия, хотя часто эта функция представлена в суженном или вырожденном виде. Это проявляется в обычае, по которому в этот день девушек отпускают «поневеститься» и снимаются некоторые запреты на отношения между молодыми людьми… В великорусских источниках Ярила может быть и стариком. Смотри выкрики, которыми его провожают: "Помер вин, помер, який вин був хороший!"» (с. 212); «День Купалы также называется Ярилиным днем. Ярилки празднуются после Воскресения перед Петровским постом в роще на холме, называемом Ярилина плешь. Сюда участники праздника (участие семейных запрещено) приплывают на челнах. Возжигается костер, поются песни с «причинкой», т. е. неприличные. После этого начинаются разнузданные оргии, кончающиеся только к утру. На вопрос Н.М. Медельсона, кто же такой этот Ярила, которого так почитают, ему ответили: "Он, Ярила, любовь очень одобрял". Сообщается также, что за 20–30 лет до этого оргии были еще разнузданнее» (с. 213).

О слепоте и происхождении героя мифа от камня как знаке воплощения смерти говорится в хеттской поэме: «Уликумми (сын каменной скалы) слеп. По отношению к нему повторяется формула:

В эпизоде поэмы, где богиня Иштар пытается обольстить Уликумми пением и игрой на лютне, Большая Волна, встающая из моря, объясняет ей, почему ее старания тщетны:

Слепота Каменного Убийцы, защищенного камнем от вида опасных для него богов (как Иштар), может быть объяснена понятием "обоюдной невидимости", введенным В.Я. Проппом, для объяснения сделанного А.А. Потебней наблюдения о слепоте славянской Бабы-Яги как воплощении смерти» (Иванов, Топоров. С. 125).

Превращение девушки от тоски и горя в березу, тополь и т. д. – чрезвычайно распространенный мотив в народных песнях и балладах.

О жертвоприношении упоминается в описании язычества при князе Владимире в «Повести временных лет» под 980 г.: «Нача княжити Владимир в Киеве един. И постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хърса, Дажьбога, и Стрибога, и Семаргла, и Мокошь, и жьряху им, Наричюще я богы, и привожаху сыны своя и дъщери и жьряху бесом и осквьрняху землю требами своими». Археологические раскопки славянских святилищ подтверждают эти летописные сведения. См., например: Тимощук Б.А., Русанова И.П. Второе Збручское святилище. В кн.: Древности славян и Руси. М., 1988. С. 78–81.