Жизнь в Чотоне подчинялась установленному порядку, что оставляло Джейн достаточно досуга для творчества. По всей видимости, Кассандра и Марта помогали ей с домашними делами, признавая, что у Джейн есть занятия важнее. Но распределение ролей не обсуждалось с посторонними. Вот самый известный рассказ о том, как писала Джейн:
Она очень старалась, чтобы о ее занятии не стали подозревать слуги, или гости, или кто-либо, кроме ее домочадцев. Писала на маленьких листках бумаги, которые легко было спрятать или накрыть промокательной бумагой.
Между парадной дверью дома и кабинетом отца была вращающаяся дверь, которая скрипела, когда ее открывали; но Джейн не желала, чтобы это пустячное неудобство устранили, потому что оно предупреждало ее, что кто-то идет.
Поэтому ее племянник думал, что он и его кузины, часто сами о том не подозревая, мешали тетушке, сидевшей «за маленькой конторкой красного дерева», пока «Фанни Прайс, Эмма Вудхаус или Энн Эллиот превращались в умниц и красавиц». Его сестра Каролина подтверждала, что Джейн не уединялась, чтобы писать. Ее «письменный стол находился в гостиной. Я часто видела, как она, сидя за ним, писала письма, и я убеждена, что большую часть своих романов она сочинила точно так же – не расставаясь с семьей». Другими словами, Джейн была писателем, скрывавшим свое занятие.
Но у нас есть основания полагать, что необходимость скрывать свое занятие ее раздражала. Единственный раз она выдала свои чувства, поведав о том, как хотела бы жить и работать, – в письме, написанном во время визита к брату Генри, который в то время жил на Хэнс-плейс в Лондоне. Каждый день Генри уходил в банк, и Джейн была предоставлена самой себе. «Комната оказалась более просторной и удобной, чем я ожидала, – писала она. – И сад очень красивый… Я живу в комнате [Генри] внизу, которая очень мила и выходит в сад. Время от времени я выхожу туда, чтобы проветриться, а затем возвращаюсь к Уединенному Покою». В то время Джейн упорно трудилась над «Эммой», и нам предоставляется уникальная возможность понять условия, в которых она чувствовала себя счастливее всего: пустой дом, затененный кабинет Генри и единственная служанка, которая могла ее побеспокоить, а также сад, где она могла отдохнуть, когда хотела. Напрашивается вывод, что именно это, а не богатство Годмершэма было для Джейн настоящей роскошью. В то же время печально сознавать, что большую часть жизни она была лишена этой роскоши. Даже в Чотон-коттедже приходилось постоянно отвлекаться на домашние обязанности и общение. Конечно, Джейн не смела открыто признаться, что другие люди посягают на ее время, но делала это в частном порядке. «Мне действительно не терпится писать, – жаловалась она. – Пока я могу выкроить совсем немного времени, но все равно должна начать».