— Не переплывет, — сказал Сталин. — Да и если по совести, что ему делать на том берегу?
В этом месте Янцзы была особенно широка. Правда, эта широта снижала скорость течения, и все равно, глядя на далекий противоположный берег казалось страшновато за решившегося на плавание человека, пусть даже он делает это на спор.
— А может, и переплывет, — осторожно сказал всесоюзный староста. — Китайцы упрямые, если им что-то втемяшится в башку, так и будут работать, пока задуманное не выполнят. Ты, Коба, ихнюю Великую стену видел?
— От врага отгораживаться не надо, — по-грузински напирая на гласные, сказал Сталин. — На врага надо нападать и бить, пока он не попросит пощады. А потом, — подумав, добавил он, — надо раздавить его окончательно и выпить бокал вина. Кстати, Лаврентий, у нас еще «Хванчкара» осталась?
— Айн момент, — неизвестно откуда появившийся за спиной вождя Берия сделал загадочный жест рукой и исчез в кузове армейского ЗИСа, откуда появился, ловко держа в каждой руке по две бутылки. — Как ты любишь, Коба, урожая сорок пятого года!
Мао остался в белых хлопчатобумажных трусах, подошел к воде, присел на корточки и поплескал себе на пухлую безволосую грудь.
— Нервничает, — сказал Берия. — Значит, в силах своих не уверен. А настоящий вождь должен обладать уверенностью в себе. Как ты, Коба!
Китайцы за соседним столиком о чем-то горячо заспорили. Голоса у них были хриплыми, но не злыми. Больше всех горячился Го-Мо-Жо, он даже пытался встать из-за стола, но ему не дали.
— Жалко китайца, — неожиданно сказал до того молчавший Чапаев, встал и принялся раздеваться. Портупею и шашку он положил на стол, туда же последовал маузер в облезшей лакированной деревянной кобуре, одновременно служившей прикладом. Чапаев снял и аккуратно повесил на стул свою неразлучную бурку, галифе и гимнастерку и остался в белой нательной рубахе и таких же кальсонах. На груди у него болтался на черной тесемке серебряный крестик. Сталин неодобрительно посмотрел на Чапаева, осуждающе поцокал языком, но вслух ничего не сказал.
— Пропадет ведь китаеза, — объяснил свои действия Чапаев. — А я все ж таки Урал в свое время переплывал. С рукой израненной. Пособлю, как тонуть станет!
Движения у него были не совсем уверенными, понятное дело, перебрал накануне с китайскими полководцами, когда оперативное совещание проводил, а вином разве опохмелишься? Чапаев подошел к воде, тоскливо посмотрел на противоположный берег и размашисто перекрестился.
— Вот, — сказал Калинин, ловко разливая по высоким бокалам густую, как мед, «Хванчкару», — вот пример истинного интернационализма. Дна не знает, течения не знает, а бесстрашно бросится в воду и поплывет вслед за китайским товарищем. Вася, иди, пригубь, все-таки широко здесь, когда еще назад возвратитесь!