— Вздор, вздор! — нетерпеливо сказал Хрущев и досадливо шлепнул себя по ляжке мясистой ладонью. — Жора, глянь, как он там?
Маленков на цыпочках подобрался к двери, заглянул в спальню. Вернулся белый и смятенный.
— Спит, — сказал он. — А сам во сне кукиш показывает!
— Кому? — хором вскричали товарищи по стае.
— Кому, кому, — недовольно дернул щекой Маленков. — Я что, спрашивал? Нам, наверное.
— Кукиш — это плохо, — с расстановкой заметил Берия. — Кукиш — это очень плохо!
— Да уж чего хорошего, — согласился Маленков.
— Товарищи, товарищи, — Хрущев вновь беспокойно вспорхнул со своего места. — Вопрос на повестке дня остается прежний. У нас здесь активная часть Политбюро. Так неужели мы не можем принять ответственное решение?
— Ты, Никита, не мельтеши, — твердо сказал Микоян. — Решение мы принять можем, давить вожака некому. Один труслив, у другого руки дрожат, у третьего, — Микоян бросил многообещающий взгляд на Берию, — принципы непонятные.
Ворошилов вызвал официанта.
— Чаю! — с интонационным нажимом приказал он. — Полный стакан, понял?
— Будет сделано, — официант исчез и вновь появился с подносом, на котором темнел содержимым стакан в подстаканнике.
Ворошилов в три глотка опустошил стакан, покачиваясь, прошелся по залу. Остальные наблюдали за ним. Ворошилов сел на диван, страдальчески сморщился. На глазах выступили слезы. Первый офицер страдал.
— Слизняк! — презрительно сказал Берия.
— На себя посмотри! — Хрущев снова пробежался по залу. — Ну, ставим мое предложение на голосование?
— Чего там голосовать? — пробормотал Молотов. — Все — за. Только исполнителя нет. Это вам не запросы по первой категории подписывать!
— Господи! — брезгливо скривил пухлое лицо Маленков. — Неужели ты не слышишь, Господи?
Некоторое время все успокаивали его.
Берия спохватился первым.
— А где наш краском? — гортанно осведомился он.
Ворошилова на диване не было. Дверь в спальню вожака была приоткрыта.
— От так, — гаркнул Хрущев. — Я так и знал! Заложит он нас всех!
Из спальни показался Ворошилов. В руках у него была подушка.
— Поправить хотел, — жалко улыбаясь, сказал первый офицер. — Смотрю, неудобно ему, вожачку нашему. Дай, думаю, подушку поправлю. А она скользкая, шелковая… И пух куриный…
— Ну? — хищно глянул Берия. — Не мямли, не на заседании. Говори толком!
— Поправить хотел, — всхлипнул Ворошилов. — Скользкая она…
Берия стремительно порхнул к двери, заглянул в спальню. Постоял немного, потом повернулся к товарищам.
— Шляпы снимите, — сказал он просто. — Грядет новая эпоха. Кончился наш вожачок!
Вышел на крыльцо.